— Пойдем посмотришь наш арсенал. Я покажу тебе все, что у нас есть. Так что можешь заказать через нашего управляющего все, что тебе будет угодно.

Рауль согласно кивнул и, испытывая явное облегчение, поспешил подняться из-за стола. Ему хотелось побыстрее выйти из приемного зала. Даже при таком обилии ламп и канделябров место это казалось сырым и мрачным, а выражение глаз графа на мгновение заставило Рауля почувствовать себя виноватым.

Отвесив поклон правителю Тулузы, Рауль вышел вслед за юношей.

— Да, кстати, а как твоя супруга? — бросил вслед Раймон.

Рауль повернул к сюзерену абсолютно ничего не выражающее лицо.

— Роды были чрезвычайно трудными, мой господин, но Клер уже поправилась, и теперь у нас есть прекрасный сынишка Гильом. — На последнем слове тон его значительно смягчился. Гильом по крайней мере оставался с ним, даже если он и терял Клер.

— Вот это и есть самые прекрасные новости, — елейно залепетал Раймон. — Я так рад за тебя. Если хочешь найти для него приличный дом, когда придет ему время стать оруженосцем, можешь рассчитывать на меня.

— Спасибо, господин, — механически улыбнулся Рауль и, быстро повернувшись, пошел вслед за Раем.

* * *

Ковры, покрывавшие полы молитвенного дома катаров в Тулузе, были устланы ароматными травами и залиты ярким солнечным светом. У стен стояли тюки всевозможных тканей. Дом этот принадлежал одному богатому купцу, и данное помещение использовалось как склад. Английские накидки, полосатые восточные материи, газовые вуали Марселя, драгоценный сияющий бархат Италии обеспечивали потрясающий фон проповеди Кретьена из Безье.

Клер, сидевшая среди собравшихся на молитвенное собрание, заслышав густой мощный баритон, повествующий о любви и мужестве, почувствовала, как по спине у нее побежали мурашки. «Ведь это настолько просто, — подумала она, — что большинство этого, как правило, не замечает».

Взглянув на окружавшие ее восторженные лица, Клер не смогла удержать невольных слез. Здесь, в этой залитой солнцем комнате, было так просто верить и принадлежать. Ей так не хотелось, чтобы это когда-нибудь кончилось. Кретьен из Безье сделал паузу, чтобы напиться из стоявшей на столе деревянной чаши с колодезной водой. Пока он отдыхал, его место заняла молодая женщина.

— Вот она, — прошептала горничная Изабель. — Это та самая, которую я видела на вчерашнем собрании.

Клер, переложив тепленькое тельце сына на другую руку, стала с любопытством разглядывать катарку. Была она небольшого роста, стройная, с аккуратной черной косой и золотистой кожей, ловившей и отражавшей свет. Ее светло-серые глаза были необыкновенно чисты, нос и губы совершенны, но было в ней нечто влекущее, что не имело никакого отношения к ее физическому облику.

Говорила она негромко, но чисто. Была необыкновенно выдержанна, и ей не приходилось повышать тона, чтобы быть услышанной.

— Даже его святейшество папа и аббат Сито способны обрести Свет в своих сердцах, если только у них возникает желание найти его. — Ее взгляд держал толпу под гипнозом, и казалось, будто бы она обращается к каждому из присутствующих в отдельности. — Даже Симон де Монфор.

Послышался чей-то возмущенный голос.

— Да, даже Симон де Монфор, — повторила катарка с особым ударением.

Клер заметила, как вокруг тела проповедницы замерцало ровное сияние, словно пламя свечи.

— Вы видели, госпожа… — возмущенно зашептала Изабель.

Клер стало не по себе. Шикнув на служанку, она словно завороженная, смотрела, как это сияние вскоре заполнило комнату золотым светом, а затем постепенно исчезло.

Женщина добродушно улыбнулась потрясенной толпе.

— Не бойтесь, — тихонько промолвила она, — просто сияние моего духа легче заметить. Но каждый из вас носит подобный свет в себе, и вы можете научиться высвобождать его.

Она еще немного поговорила, а затем села на скамью и позволила Кретьену из Безье продолжить свою проповедь. Собрание закончилось, как обычно, хоровым чтением Господней молитвы и возложением рук. Некоторые из присутствующих обступили Брижит, чтобы поговорить с ней. И хотя официально молитвенное собрание закончилось, многие остались, чтобы обсудить услышанное или поговорить с Кретьеном из Безье и с седобородым ученым книжником, не проронившим во время проповеди ни единого слова.

Клер понимала, что ей давно пора идти. Рауль уже должен был вернуться от графа Раймона, но ей почему-то не хотелось уходить отсюда. Кроме того, ее очень интересовала катарка и то, как высвободить из себя этот волшебный свет.

Когда она заколола плащ и стала поправлять накидку, Гильом проснулся и расплакался. Клер ухватилась за предоставившуюся возможность еще некоторое время побыть в этой благословенной гавани. Отойдя в уголок, она развязала тесемки на рубахе и прикрывшись плащом, стала кормить Гильома грудью.

Младенец громко причмокивал. Он был аккуратно перепеленан, а его русые локоны прикрывала белая холщовая шапочка. Клер любовалась его жадным ртом и великолепной, почти прозрачной кожей. В его теплых, карамельно-карих глазах отражались ее собственные. Она нежно коснулась его пушистых бровей.

— Что за чудный ребенок!

Прозрачный, приятный голос заставил Клер повернуть голову, и она встретилась с кристально чистым взором катарки. И снова увидела свое отражение, но теперь уже совершенно с другого угла.

— Сколько ему?

Клер не стала спрашивать, откуда этой женщине известен пол ребенка.

— Он родился осенью, — пробормотала она. — И мой муж рыдал у моей постели, и одежды его были залиты кровью убитых им, — эти слова пришли ей на ум, словно бы она громко произнесла их вслух. Она заметила, как удивленно поднялись брови катарки. — Я… я, — стала заикаться, совершенно сбитая с толку Клер. Гильом перестал сосать грудь, и она поспешила прикрыть свою наготу.

— Можно мне его подержать?

Немножко помедлив и поборов в себе страх, Клер протянула дитя прекрасной незнакомке. Брижит стала баюкать младенца и что-то тихонько нашептывать. Чрево и грудь сладко заныли. Вскоре ему уже не понадобятся пеленки, она уже сейчас чувствовала, как его маленькое тело пытается от них освободиться.

«Точно так же и я пыталась высвободиться из-под докучливой опеки», — подумала она, смерив взглядом Кретьена и безмолвно-сурового Матье.

— Вы не должны бояться за своего сына, — сказала она Клер. — Эта война отразится на его жизни, но судьба его уходит в далекое будущее.

— А вы что, можете видеть будущее? — спросила Клер взволнованным голосом.

— Да, и довольно далекое. Каждый выбирает свою дорогу, но я вижу путь вашего сына со всеми ответвлениями. Он станет взрослым, и у него будут свои дети, — она нежно покачала ребенка и коснулась ладонью его щеки.

— Катары учат, что мир есть зло. Я это понимаю, — промолвила Клер. — Но вот если я приму веру Света, неужели мне придется от всего отказаться? Я ведь умру, если меня разлучат с Гильомом.