— А что, если я потребую штраф за то, что вы поцелуете меня?

— Как-то однообразно, но почему бы и нет? Чем я буду платить? Новыми поцелуями? Что ж, давайте двигаться по кругу удовольствий. Нет, по спирали, как в водовороте…

Испугавшись этого сравнения, Дженива поспешно вырвалась.

— Лучше гинеями.

Маркиз подозрительно взглянул на нее, и все его добродушие вмиг исчезло.

— Не думал, что вы так меркантильны.

Она отступила и холодно посмотрела на него.

— Не вижу причины, почему бы мне не быть такой, тем более что эти гинеи не для меня, а для ребенка.

Заметив, какое раздражение вызвали ее слова, она задрожала, и дрожь, пробежавшая по ее коже, была на этот раз вызвана далеко не удовольствием.

Дженива гордо подняла голову:

— Может быть, я не могу заставить вас признать свою ответственность и позаботиться о Чарли, милорд, но я могу заставить вас обеспечить его деньгами и сделаю это, как только мне представится возможность.

Маркиз внезапно рассмеялся:

— Годится, моя прекрасная амазонка. Гинея за поцелуй. Интересно, сколько потребуется гиней, чтобы содержать ребенка всю его жизнь? Сотня? Тысяча? — Его голос перешел в соблазняющий шепот. — И сколько дней?

У нее пересохло в горле. Ничего удивительного, что он смеется.

— Так мы пришли к соглашению, мисс Смит? Поцелуи, всего лишь поцелуи, подумала Дженива. Она уже не могла отступить и не отступит. Все будет в ее власти.

— Да, милорд. — Она с трудом сумела сглотнуть. Он снова взял ее за руку и притянул к себе.

— Так откроем наш счет!

Каждая клеточка мозга предупреждала Джениву об опасности, но воля ее слабела, и она погружалась в водоворот, где его губы в последний раз что-то прошептали и прижались к ее губам. Она жаждала этого еще с того утреннего поцелуя, и желание все росло во время их горячего спора.

Его опытные, умелые руки блуждали по ее телу, и она делала то же самое. Ее рука скользнула под его камзол, и Дженива с восторгом ощутила жар и твердые линии его груди, бедер и спины. Другой рукой она обхватила его голову, притягивая ее к себе, как будто он мог попытаться освободиться от нее, прежде чем она насладится им.

Много, слишком много времени прошлое тех пор, когда она так целовала мужчину…

Его губы были горячи и искусны, их вкус она помнила с того давнего утра, и уже тогда он казался ей восхитительным. Его губы пробуждали в ней ощущения, которых она не могла и вообразить. Ее тело требовало его, прижимаясь, терлось о его тело, как бы ожидая, что одежда растает, исчезнет и они наконец почувствуют горячую кожу друг друга…

Эшарт первым прервал поцелуй и отступил от нее.

Спасая свою гордость, Дженива заставила себя не дотрагиваться до него, хотя он выглядел таким же возбужденным, как и она. Его глаза потемнели, и он тяжело дышал. Расстегнутый камзол, смятый шейный платок и растрепанные волосы, насколько понимала Дженива, были делом ее рук.

Ей пора что-то сказать, что-то такое, что скрыло бы ее чувства…

— Я думаю, это стоило больше гинеи, милорд.

— Какова же тогда стоимость одной ночи?

Придя в себя от потрясения, она ударила его по щеке и вскочила на ноги, пытаясь убежать, но он удержал ее.

— Простите, это вырвалось у меня нечаянно. — Он рассмеялся. — Я вовсе не хотел вас оскорбить. Боже, кажется, я и сам не знаю, что говорю.

Она оттолкнула его и, насколько это было возможно, взяла себя в руки.

— Я принимаю ваше извинение, милорд. Думаю, мы оба немного увлеклись.

— Немного, да…

Дженива постаралась скрыть, как сильно она возбуждена. Если бы маркиз понял это, он бы не отпустил ее, и она утонула бы в пламени страсти. Впрочем, разве можно утонуть в пламени?

— Такое не должно повториться, — решительно сказала она с подчеркнутой гордостью.

— Но все равно повторится, — тихо возразил он.

Она вытянула руку, отгораживаясь от него, но он не пошевельнулся.

— Мы обязаны вести себя как влюбленные еще день или два, Дженива.

— Но не так!

— Нет, увы. Не так.

Она приготовилась к новому нападению и опасалась, что не устоит, но маркиз повернулся и что-то подобрал со скамеечки в оконной нише. Это были шпильки и гребни из ее прически.

Подняв руку, Дженива обнаружила, что ее волосы в ужасном беспорядке, они были тяжелыми, густыми и сбились в спутанную массу.

Дрожащими руками она собрала их в тугой узел и взяла протянутую шпильку, чтобы закрепить его. Затем другую и еще одну, постепенно превращаясь в Джениву Смит, рассудительную женщину. Гребни были лишь украшением, и она воткнула их последними. От искусной прически, сделанной Реджиной, ничего не осталось, но по крайней мере теперь ее волосы были уложены почти так же, как она обычно причесывала их.

Маркиз стоял спиной к окну, наблюдая за ней, а его лицо оставалось в тени. Слышал ли он, как бьется ее сердце? Чувствовал ли аромат ее духов так же, как она ощущала легкий пряный запах, исходивший от него?

Она постаралась сдержать его словами:

— Не забудьте, милорд, если вы соблазните меня, я не расторгну нашу помолвку.

Он кивнул:

— Тогда будьте сильнее за нас обоих, Дженива Смит, мы кружимся слишком близко от огня…

Эшарт подобрал ее шаль, намереваясь завернуть в нее Джениву, но она выхватила шаль и попятилась.

— Не провожайте меня, милорд!

Он остался стоять на прежнем месте, освещенный лунным светом, олицетворяя собой холодную, невозмутимую притягательную элегантность.

— Я надеюсь, вы знаете дорогу обратно.

— Обратно куда?

— Интересный вопрос. Ибо мы уже не там, где были, когда вы вошли в эту комнату, не так ли?

От этих слов у Дженивы перехватило дыхание, однако она постаралась успокоить его, повернулась и вышла из галереи.

Эш рассеянно смотрел на место, где только что стояла Дженива Смит, его тело пылало от желания, опасного, безумного, плотского.

Эта женщина была великолепна, но она пугала его. Казалось, она не приемлет никаких границ, а он не хотел, чтобы Дженива пострадала от того, что могло произойти здесь. Он жаждал ее, но это привело бы к губительному браку. Не такая жена была ему нужна. Он вспомнил свои грубые, ужасные слова и тяжело вздохнул. Когда еще он произносил такую нелепость?

Вероятно, никогда.

Но почему? Почему эти слова сорвались с его губ?

Потому что таковы были его мысли. Они бунтовали в его голове, в его крови, в возбужденной плоти. Черт! Дженива воспламеняла его, как искра воспламеняет трут.