Когда-то Анна описывала лицо Джеймса в дневнике, заполняя целые страницы лихорадочными излияниями, как именно она себя чувствовала, когда видела его. А потом настал день, когда она навсегда бросила дневник. Да, вот какой человек был Джеймс. Немногие положительные качества шли рука об руку с отрицательными.

– Я не очень люблю внешний блеск, но, надо признать, это красиво. Трудно оторваться, – искренне признал Джеймс, обращая на Анну свой кинематографический взгляд. Она смутилась – его слова прозвучали в тон ее собственным мыслям. По крайней мере некоторым.

– Боюсь, на этой неделе мы сможем заехать к вам только в рабочее время, – произнес в трубке бесстрастный женский голос, в котором читалось: «Над твоим трупом я буду чистить ногти».

– Угадайте, где я нахожусь в рабочее время? – спросил Джеймс. – В том-то и проблема.

– Извините, других вариантов нет. Хотите, договоримся на четверг?

– Я лучше позвоню кому-нибудь еще. Спасибо, – ядовито ответил он.

Джеймс расплачивался за свою гордость – ему приходилось звонить риелторам с улицы, по мобильнику, чтобы в офисе не подслушали всякие любопытные личности. После нескольких звонков рука, державшая телефон, превратилась в кусок льда, и стало ясно, что он добьется встречи максимум во второй половине дня. Джеймс сдался и назначил свидание с риелтором на тот самый день и час, который отклонил в самом начале.

«Да ладно. Зато посидишь не на работе». Он скажет, что нужно починить посудомоечную машину. Джеймс не хотел, чтобы к нему приставали с расспросами.

Было нечто жалкое в желании напугать Еву и заставить ее вернуться. Джеймс старался не обращать внимания на вопрос, стучавшийся в сознание: а что, если она вернется только потому, что не захочет потерять квартиру? Он будет радоваться победе?

Он вспомнил, каким на диво насыщенным процессом оказался поиск жилья, и устыдился, что предлагает совершенно посторонним людям вообразить себя обитателями этой квартиры, тогда как на самом деле такого шанса у них не будет. Впрочем, если Лоренс говорил правду, если действительно нужно было сделать нечто необычное, так сказать, расправить мышцы, чтобы привлечь внимание Евы, стоило начать с квартиры. Джеймс подумал, что главных объектов три – квартира, кот и он сам. Ему не хотелось брать Лютера в заложники, не хотелось и спать с кем попало, как посоветовал Лоренс.

Оказалось, мало что способно так повлиять на мужские качества, как уход жены. Как будто Ева, нанеся Джеймсу раны в голову и в грудь, заодно отключила некоторые функции ниже пояса. При мысли об интрижке, о том, чтобы использовать другого человека как тренировочный манекен, становилось дурно.

Вернуться к забавам, которым он предавался в двадцать лет, теперь, перед лицом грозящего развода? Плакать об ушедшей супруге после быстрого перепиха в такси? Нет, спасибо. Горе не нуждается в компании.

Джеймс сунул телефон в карман, вернулся на место и стал листать ежедневник, пытаясь найти прикрытие в виде какой-нибудь рабочей встречи. Но зачем встречаться именно дома? В общем, незачем… Впрочем, Джеймс просто обязан был изобрести хороший предлог, потому что Гаррис вышел на тропу войны и выискивал повод для жалобы.

Гаррис не занимал никакой руководящей должности в фирме, но его охотно выслушивали владельцы «Парлэ» – непристойно богатая немолодая чета, Джез и Фи (не Джереми и Фиона, упаси боже). В настоящий момент они занимались в Умбрии ремонтом одного экологического дома, запечатленного в «Истории дизайна». Проект уже значительно вышел за рамки бюджета, и местные мечтали их убить, так что, наверное, следовало назвать его «Историей человеческой глупости».

Гаррис был недремлющим оком дирекции, и вскоре ему предстояло вновь отчитываться перед начальством. Отчет в значительной мере состоял из жалоб на лодырей и любителей перекуров. Джеймс наверняка обеспечил себе место в черном списке, потому что терпеть не мог Гарриса.

Погодите-ка. Феодора. Джеймс нашел в ежедневнике заметку: «Еще раз отсмотреть экспонаты для приложения». Хотел ли он видеть Анну у себя? Нет, не очень. Но ведь понадобится всего час-другой, не больше. И в последний раз в Британском музее они неплохо общались.

Он решил выбросить белый флаг и написать письмо с извинением и просьбой перенести встречу к нему домой – он, мол, ждет водопроводчика.

– Ну, что ты скажешь нам про свою новую пассию? – спросил из-за спины Гаррис и поправил ярко-синюю фетровую шляпу, украшенную перышком. Номер третий по шкале «самые уродливые головные уборы».

– М-м? – отозвался Джеймс, изображая крайнюю сосредоточенность.

– Ну, та женщина, с которой ты придешь на корпоратив.

– А… Ну, мы пока только начали…

– Расскажи хоть что-нибудь!

Гаррис был страшной занозой. Он, похоже, приставал к Джеймсу лишь потому, что тот очевидно уклонялся от расспросов.

– Встретишься с ней, вот и узнаешь, – ответил Джеймс, пытаясь изобразить дружелюбие.

– Как ее зовут? Где вы познакомились?

«Отвяжись, придурок».

– Так, через одного приятеля.

Пока Джеймс раздумывал, как бы выпутаться из ситуации с воображаемой подружкой, Гаррис заметил что-то на экране у Паркера и испустил душераздирающий вопль.

– Паркер, что ты делаешь в «Гугл плюс»? Кто вообще ходит в «Гугл плюс»? Ты общаешься сам с собой? Ведь больше там никого нет…

– Еще твоя мамочка, – отрезал Паркер.

– Нет, это твоя мамочка сидит в «Гугл плюс». Наверное, ты ее научил. И она приплюсовала тебя в друзья.

– А твоя мать по выходным пользуется «Аутлуком», – парировал Паркер.

– А твоя мать – голубиной почтой.

– А у твоей матери есть факс, и она всех…

Судя по восторженным интонациям, они считали свою беседу комическим представлением, достойным остаться в веках. Шуточная импровизация на уровне лучших эстрадных дуэтов.

Джеймс надел наушники.

Представь, что работаешь со взрослыми людьми. Представь. Мысленно он вернулся к изучению древностей в Британском музее, с Анной. Судя по тому, как она отреагировала на шуточки на веб-сайте, Джеймс даже вообразить не мог масштабы ее презрения, если бы Анне пришлось провести несколько часов в этом зоопарке.

Самое неприятное, что он, после того как дал волю чувствам – хотя и слишком бурно, – искренне с ней соглашался.

Анна постучала дверным металлическим кольцом по черной блестящей двери и ощутила легкий приступ любопытства – как устроен домашний быт Джеймса Фрейзера? Он жил на тихой строгой улочке, застроенной викторианскими особняками с белыми карнизами и аккуратно подстриженными живыми изгородями. Дома здесь были слишком дорогие, чтобы не содержать их в порядке. На окнах у Джеймса, как полагается, висели белые жалюзи, наполовину поднятые в гостиной, а на крыльце, выложенном плиткой, красовалась винтажная газовая лампа.