«Весь мир признает, сколь велика утрата, если из жизни уходит столь великая королева; не было собора, монастыря, города или деревни, где не звучали бы общие молитвы во здравие королевы, ибо люди любили ее от всего сердца.

Лучшие из похвал не в силах описать героические добродетели этой прославленной королевы, какой не было и не будет равных в Испании. Именно ее вера и ее религия полностью разрушили магометанство в ходе завоевания королевства Гранада, когда мы с удовольствием узрели развевающееся над алькасаром знамя с крестом вместо полумесяца. Желая сохранить чистоту веры, королева, охваченная религиозным рвением, весьма способствовала учреждению трибунала инквизиции и изгнанию иудеев из ее королевства, не обращая внимания на выгоды, которые извлекли из их контрибуций.

Она сумела заставить грандов бояться ее и уважать [...]; она сурово покарала преступников; она очистила свои королевства от воров и убийц, что было сделано, когда в стране появилась Священная Конфедерация или конгрегация [Священное Братство] [...]. Но добродетелями, прославившими ее, были чистота и непорочность. Ни до, ни после брака она не говорила и не делала ничего, что не свидетельствовало бы о величайшей скромности и поразительной осмотрительности [...]. Венцом ее добродетелей, наконец, явилось величие души и удивительное благоразумие. Несмотря на обилие прекрасных качеств, она не могла не стать предметом злословия и клеветы; ибо всегда найдутся псы, которые лают на луну. Таково людское мнение».

Несмотря на то что Феррерас приписывает Фердинанду некоторые достоинства, гораздо чаще он все же изобличает его недостатки:

«Одни упрекают его в том, что он умел держать свое слово лишь постольку, поскольку находил в этом выгоду; но если истинно то, что он впадал в такой грех, то стоит признать, что грех этот был общим для всех правителей того века. Все знают, что ему не были чужды человеческие слабости, ибо достоверно известно, что у него было несколько внебрачных детей [...]. Его можно считать основателем испанской монархии, поскольку он объединил королевства Кастилию, Арагон, Сицилию, Сердань и Наварру, а также потому, что он заложил основы испанского владычества в Америке».

Таким образом, Феррерас способствовал распространению во Франции общего мнения: роль «злодея» в паре, образованной католическими королями, играет Фердинанд (он злонамерен, он тиран... и он же враг Франции), тогда как Изабелла, напротив, обладает всеми достоинствами (ее единственным недостатком оказывается набожность, заставляющая ее ни в чем не отказывать ни своим духовникам, ни Церкви).

Эти характеристики можно отыскать и во французской историографии, появившейся во второй половине XVIII века.

В «Опыте о нравах» (1756) Вольтер охотно признавал, что Европа вот уже больше века ощущает на себе воздействие испанской культуры:

«Испанцы обладали значительным преимуществом над другими народами: на их языке говорили в Париже, Вене, Милане, Турине; их мода, их манера писать покорили умы итальянцев; начиная со времен Карла V вплоть до начала правления Филиппа III Испания вызывала уважение, какого не добивались другие народы».

Пассажи, которые Вольтер посвящает католическим королям, свидетельствуют о глубокой информированности автора и его стремлении вынести справедливое суждение. То, что он говорит о деградации королевской власти во времена правления кастильского короля Энрике IV, почти дословно могут повторить наши ученые современники. В 1468 году в Авиле мятежные дворянские группировки лишили трона законного короля, затем принудили его лишить наследственных прав свою дочь и назначить наследником короны сначала своего сводного брата Альфонса, а затем — сводную сестру Изабеллу. Брак Фердинанда и Изабеллы в 1469 году стал отправной точкой возвышения Испании. Вольтер изображает католических королей скорее правителями-партнерами, нежели супружеской парой:

«Они жили вместе, но не как супруги, чье общее имущество находится во владении мужа, а как два монарха-союзника. Они не испытывали друг к другу ни любви, ни ненависти. Виделись они редко, у каждого из них был свой совет. Они ревностно относились к исполнению своих обязанностей, а королева вдобавок ревновала неверного супруга, отдававшего все высокие должности своим незаконнорожденным детям. Однако их неразрывно связывали общие интересы, и действовали они в соответствии с одними и теми же принципами, постоянно говоря о религии и благочестии, всегда сообща достигая поставленных целей».

Для Вольтера, который в данном случае отступил от общего мнения, принятого во Франции, и выразил мнение большинства испанских авторов предшествующего века, Фердинанд является самым динамичным элементом существующей двойной монархии: именно он одерживает победу над Гранадой — Изабелла же вступает в борьбу, когда она уже на исходе (это неточно); именно Фердинанд в конечном счете принимает все решения:

«Европа видела в Фердинанде мстителя за веру и правителя, возродившего свою отчизну. С этих пор его стали называть королем Испании. Действительно, владея Кастилией благодаря супруге, Гранадой — благодаря своим войскам, а Арагоном — благодаря своему происхождению, он не властвовал лишь над Наваррой, которую он завоевал впоследствии».

Разумеется, Вольтер выносит суровый приговор инквизиции и религиозной политике монархии. Интересное замечание: титул католического короля писатель оставляет только для Фердинанда; он никогда не пользуется выражением «Изабелла Католичка» — только «Изабелла Кастильская».

В 1758 году в Париже появился «Хронологический очерк истории Испании от ее основания до нынешнего правления», написанный Жозефом-Луи Рипо (1724-1793, он же Дезормо), библиотекарем принца Конде, ставшим впоследствии, с 1772 года, официальным хронистом дома Бурбонов[83]. Дойдя в своей книге до правления католических королей, Дезормо переходит на торжественный тон: «Итак, мы подошли к самому благополучному времени испанской монархии» (том III, с. И). Он же отдает явное предпочтение Изабелле, а не Фердинанду; более того, он низводит последнего до бесславного ранга правителей-консортов, отводя ему роль простого исполнителя. Говоря о Соглашениях Сеговии (январь 1475 года), принятых относительно управления королевством, Дезормо отмечает:

«Ознакомившись с решением, оставлявшим за ним лишь бесполезный титул короля, Фердинанд был готов отправиться в Арагон, но его супруга удержала принца своими ласками и убедительными речами. Соглашение вступило в силу 15 февраля. Историки называют принца и принцессу королями, но на деле единственным правителем — королевой — была Изабелла. Действительно, она всегда удерживала супруга в сильнейшем подчинении. Он же — не более чем генерал, первый министр и муж королевы».

По мнению автора, решение изгнать иудеев принадлежит Изабелле:

«Победу одержала точка зрения королевы; эта правительница полагала, что сможет следовать (без последствий) примеру, который подала несколькими веками ранее Франция: ее сильнейшим желанием было повелевать только христианами» (ibid., p. 87).