— Телефон определили?

— Номер зарегистрирован на некую Эльмиру Сулейманову. Я проверил…

— Спасибо, — кивнул Федор.

— Не за что. Так вот, я его тоже проверил и выяснил, что сим-карта активизирована два месяца назад. И до ночи убийства звонили с этого номера только на один телефон, зарегистрированный на некоего Закира Таги. И номер этот — вот ведь совпадение! — тоже был активизирован два месяца назад. И звонки с него шли исключительно Эльмире.

— Да ты, получается, раскрыл дело, — усмехнулся Волков.

— С тебя бутылка, — сориентировался Николаев.

— Договорились.

В факте наличия «конспиративных» телефонов еще не было ничего преступного: Ильгар и Лала могли встречаться и принимали меры предосторожности. Однако потянуть за эту ниточку стоило. И потянуть как можно быстрее.

* * *

Каждый из нас идет по дороге, верстовые столбы на которой поставлены прожитыми годами. Каждый движется вперед, иногда к какой-то цели, иногда — просто так. Каждый из нас встречается и расстается с попутчиками, мечтает и завидует, любит и ненавидит, но даже самый близкий человек неспособен полностью разделить с нами путь.

И не должен, потому что у каждого своя дорога.

Близкий человек может идти рядом, делить с тобой радости и невзгоды. Ваши пути могут навсегда слиться в один. Но ведь когда-то вы шли порознь.

Не бывает одинаковых жизней. Не бывает.

У одних — скоростное шоссе, у других — извилистая тропинка, то и дело разрываемая завалами. Кто-то скучно бредет по пыльному проселку, а кто-то, пританцовывая и подпрыгивая, бежит по аккуратно выложенной мостовой. Но каждому из нас, не большинству, а абсолютно каждому, рано или поздно приходит в голову вопрос: «По той ли дороге я иду?» И утвердительный ответ на него иногда требует большого мужества.

Людям нравятся широкие магистрали, а вот пыльные проселки вызывают у них отвращение. Людям хочется туда, где даже ночью светло, как днем, а гладкий асфальт лентой стремится в манящую даль. Люди пытаются схитрить, перебраться на дорогу получше расталкивают попутчиков, лезут… и очень часто выясняют, что сменили пыльный проселок на пыльную обочину. Которая вообще никуда не ведет.

Люди редко думают о том, что все дороги связаны друг с другом, что самая захудалая тропинка способна превратиться в заветное шоссе. Что надо не просто идти, уповая на лучшее, а прокладывать свой путь. Что надо найти ту самую дорогу, по которой ты можешь идти с закрытыми глазами, по которой тебя ведет душа, — и оставаться верным ей. А еще — быть упорным и трудолюбивым.

Илья Стрекалов относился к редкой категории людей, которые нашли свою дорогу практически сразу, безошибочно определили тропинку, по которой следует идти, и отправились по ней, не мучая себя ненужными сомнениями. Не позволяя себе отвлекаться от выбранной стези, вкладывая в нее всю свою энергию и все способности.

Илья умел делать деньги. Причем занятие это было для него не обязанностью, не способом обрести власть и положение в обществе, а любимым делом. Увлекательным занятием, от которого Стрекалов получал истинное наслаждение. Подобно писателю он создавал бизнес-планы, подобно композитору чувствовал фальшь в гармонии договоров, был актером на многочисленных переговорах и художником, рисующим финансовые картины. Он не работал, он жил, а потому ему не могла не сопутствовать удача.

Она ведь любит упорных.

И часто, подобно фее из детской сказки, дарит трудягам неожиданные подарки. Рассказывает, как до краев наполнить бокал жизни, как насладиться ею всей, без остатка, чтобы не жалеть ни о чем, стоя у последнего верстового столба.

Вот что такое настоящая удача.

Подарок феи настиг Петровича в Гарварде, где он получал второе образование. В один из выходных Стрекалов отправился в Ботанический музей при университете. С детьми, разумеется, отправился, поскольку сам Илья к подобным заведениям относился с прохладцей. Передав отпрысков экскурсоводу, Петрович прогуливался по залам, размышлял о бизнесе, мельком просматривая информационные таблички. И едва не прошел мимо великолепно сделанной модели гидроидного полипа Tubularia larynx. Точнее, прошел — ни полипы, ни какие-нибудь сифонофоры Стрекалова не интересовали, — но, сделав пару шагов, резко развернулся и быстро подошел к витрине. И замер, охваченный чистым детским восторгом: модель Tubularia larynx была изготовлена из стекла.

Искусная работа старых немецких мастеров поразила Илью в самое сердце. Напомнила давным-давно забытые ощущения, что испытывал умный и серьезный малыш, которого уже начали звать Петровичем, завороженно разглядывая хрустальную вазу или сияющую богемскую люстру. Он нашел ту самую каплю, которая наполнила чашу его жизни до краев и придала напитку восхитительный, уникальный аромат.

Илья пробыл в музее до вечера. Отправил Оксану с детьми домой, а сам все мучил и мучил экскурсовода расспросами о творчестве братьев Блашка. Упросил показать те работы, что хранились в запаснике, вымолил разрешение потрогать, прикоснуться к хрупкому стеклянному чуду. Уехал после закрытия и возвращался каждый день в течение недели. Восхищался.

И одновременно размышлял, что делать дальше.

Первые шаги Стрекалова были предсказуемы, если не сказать — стандартны, для человека его положения. В течение шести последующих месяцев Илья стал обладателем всех раритетов Блашка, которые можно было купить. Всех пяти штук, которые каким-то чудом оказались в частных коллекциях, ибо музеи расставаться с искусными работами отказались категорически. Две недели Петрович упивался сокровищами, а затем понял, что движется не туда, что обладание чудесными, но сделанными чужими руками редкостями его не прельщает. Он хотел творить сам.

Творить в стекле.

И не повторять работы гениальных немцев.

Придя к этой мысли, Стрекалов с энтузиазмом взялся за новое дело. Купил небольшую московскую фабрику, заполучив производственную площадку, полностью переоборудовал ее и тщательно отобрал сотрудников. Илья-бизнесмен не мог допустить мысли, что производство станет простой игрушкой: фабрика вышла на Рынок и со временем стала приносить прибыль. А Илья-фанат стал обладателем великолепно оснащенной лаборатории, в которой мог создавать уникальные вещи.

При этом отношение Стрекалова к основному бизнесу ничуть не изменилось. Он по-прежнему с любовью и душой делал деньги, по-прежнему наслаждался плаванием в финансовых морях, но обязательно выкраивал два-три часа в день, чтобы побывать на фабрике.

Вот и сейчас, перед тем как выйти провожать друзей — Лева и Рита засобирались по домам, — Петрович велел водителю готовить машину. И после традиционных объятий и поцелуев, после того, как машина Риты исчезла за воротами, а дети побежали в рощу, Илья обнял жену и негромко спросил:

— Не будешь возражать, если я съезжу на фабрику?