Сколько времени они провели в тамбуре? Гуся не помнила. Очнувшись, на дрожащих ногах, пошатываясь и держась за стенку, она шла в свое купе, утешая себя одной мыслью – майора там нет. Но он, отвернувшись к стене, крепко спал.

Она смотрела на его ровный красивый затылок, и почему-то ей было невыносимо его жаль.

Забравшись к себе, Гуся тут же уснула. Все ее тело было легким, воздушным, пустым и словно чужим. Она спала, не слыша ни тонких, с присвистом, рулад вредной соседки, ни угрожающих всхрапов кудрявого толстяка, и только слегка улыбалась, вдыхая слабый запах одеколона майора, еще не зная, что этот запах ей суждено запомнить надолго, навсегда, на всю жизнь.

Проснувшись от звона стаканов и не открывая от страха глаза, Гуся попыталась отогнать призрак вчерашнего дня. Может, это приснилось?

Ни вредной тетки, ни военного не было. За столом, уютно и вальяжно развалившись, с аппетитом чавкал потный толстяк.

Увидев Гусю, он виновато произнес:

– Мешал? Знаю. Жена из спальни пять лет как выгнала, сплю на кухне. Вы уж простите, девушка!

– Ерунда. – Гуся махнула рукой. «Все ерунда, все! По сравнению с тем, что было ночью…»

Она слезла с полки и побежала в туалет – умыться, почистить зубы, да и вообще посмотреть себе в глаза. Вот это было самое страшное. В мутном зеркале отражалось не чудовище с тремя головами, не лесная ведьма, не Баба-яга, а самая обычная женщина, точно такая же, как и вчера. «Ничего, ничего, слава богу.

А может, и вправду приснилось? Как было бы здорово. Так, все, не сегодня! Ругать, стыдить, грызть себя буду потом, а сегодня нет сил».

Вернулась в купе, и толстяк обрадовался:

– Чайку горячего? Я принесу!

– А где же наши соседи? – тихо спросила Гуся.

– Да вышли они! – бодренько сообщил храпун. – Где мадам не заметил, проспал. А майор в Курске. Ну и отлично. Меньше народу – больше кислороду! – разошелся он. – Если, конечно, никого к нам не подсадят. Хотя нет, вряд ли. Что там осталось?

Подсадят, не подсадят – какая ей разница? Ладно, хватит терзаний, и вообще. В жизни каждой женщины – она призадумалась над формулировкой – хотя бы один раз в жизни должно быть авантюрное приключение.

До Москвы оставалось всего ничего, пару часов.

Первый раз ее затошнило через три недели, в воскресенье, от запаха зубного порошка. Пошла к себе, легла на кровать, попила воды, но тошнота не отступала. «Что со мной? – удивилась Гуся. – Отравилась? Да вроде бы нечем…» На ужин была овсяная каша, на работе куриный суп и морковные котлеты с пюре, коллега принесла из столовой напротив.

Вздохнув, растерянная Гуся закрыла глаза. Скорее всего, переутомление! Да, точно, оно! Хотя странно, она только вернулась из отпуска.

Спала до позднего вечера и, открыв глаза, обомлела – на часах было полдевятого. Сползла с кровати, покачиваясь, пошла на кухню – очень хотелось пить.

Залпом выпила два стакана воды и облегченно выдохнула – кажется, полегчало.

Нина Васильевна жарила сырники и поглядывала на нее.

– Что, Ирка? Дрыхла целый день? – усмехнулась она.

– Ага! – смущенно ответила Гуся. – В чем дело, сама не пойму. Вроде только после отпуска. Отдохнула, отоспалась, а тут все время тянет в кровать. – И неожиданно, зажав рот рукой, бросилась в туалет.

Выпитая вода исторглась, как из фонтана.

Нина Васильевна ждала ее за дверью. Увидев бледную, перепуганную Гусю, она усмехнулась:

– Ну что, тихоня, оторвалась на курорте? И молодец, одобряю! Хоть так. Может, это и к лучшему.

– Что к лучшему? – тихо уточнила Гуся.

– Залет твой, балда! – рассмеялась соседка. – Ты что, не поняла, святая наивность? А вроде замужем побывала.

Увидев растерянное Гусино лицо, приобняла ее за плечи:

– Ты что, совсем дурочка, Ирка? Ну говори – было?

Гуся словно оглохла.

– Значит, было! – улыбнулась Ниночка. – Ну и правильно! Молодец, одобряю! Захочешь – родишь. А нет, тогда все равно приключение.

– Рожу? – растерянно переспросила Гуся. – Кого рожу?

– А этого я не знаю! – рассмеялась Нина Васильевна. – А кто получится, какая разница! Ну давай, приходи в себя! А я на совет старейшин. Соберемся завтра, не на ночь же глядя.

Почти до рассвета, так и не зажигая света, Гуся просидела на кровати. Сначала в голове было пусто – совсем пусто, ни одной мысли. Потом заревела, так стало жалко себя. Постепенно дошло – беременна. Беременна от случайной, позорной связи, от совершенно незнакомого человека, который, как шлюху и продажную девку, взял ее в вонючем, прокуренном тамбуре, а она, тихая и смирная мамина дочка и когда-то верная и послушная жена, не оттолкнула его, не закричала, не позвала на помощь. Да мало того – ей было хорошо! Ей было так сладко, как не было никогда в жизни… вот в чем позор. Боже, что делать? Аборт, конечно, аборт! Завтра бежать в консультацию и умолять о скорейшем аборте! Два аборта в молодости от законного мужа. А тут? Ей тридцать пять, и она совершенно одна. У нее ни-ко-го! Яська в Тбилиси, родни никакой. Соседки? Ну да, они помогут. Но разве можно на это рассчитывать? А деньги? Где она возьмет деньги, если не будет работать? И еще. Пожалуй, самое главное. Этот красавчик майор… Она даже имени его не знает. А если он хронический алкоголик? Или того хуже – у него психическое заболевание, например, шизофрения? Хотя это вряд ли – тогда бы он не был военным. Да и на алкоголика он не похож. Правда, она не очень разбирается в алкоголиках. А если он вообще не военный, а, к примеру, переодетый вор? Она такое видела по телевизору.

Рано утром, когда Гуся вышла на кухню, ее ожидал совет старейшин: Галочка, Нина Васильевна, Вера Павловна, баба Катя и даже милиционерша Клавдия – она-то при чем?

Гуся стояла на пороге кухни, будто в ожидании приговора.

– Протрубила полный сбор, – немного смутившись, сказала Ниночка. – Садись, Ирка, садись. В ногах правды нет.

Гуся послушно опустилась на табурет.

– Ну что, бабоньки? – вздохнула Нина Васильевна. – Что будем делать?

– Рожать, чего делать! – первой откликнулась Клавдия. – Дети, они, конечно, сволочи, чего там. Все нервы истреплют, всю кровь высосут, чисто кровососы. Но ты, слышь, все же рожай. Будет кому на старости лет тебя обиходить. Ну и вообще.

– Я тоже «за», – тихо сказала Галочка. – Рожай, Ирочка! И я тоже думаю – надо. А вот никак не соберусь! Военный мой, – Галочка громко вздохнула, – ни мычит ни телится… Но так страшно остаться одной, Ир! Как подумаю…

Вступила баба Катя:

– Ой, девки, что вам сказать? Правильно Клавдия сказала: все дети – сволочи! Но и без них как-то… не по-людски. Баба должна родить, хоть одного, но родить! – И, всхлипнув, продолжила: – Вот мой Генка. Паразит, хуже нет. Страдание мое, сами знаете. Пьет, сучонок. Жене изменяет. А все равно! Как придет, как гляну на него! И ненавижу, и люблю до смерти! Хоть гад он, конечно, законченный, весь в отца! Все от него забрал, подчистую!