– Девочки, вы извините, но мне нужно ехать! – проговорила Пулька и решительно встала.

– Куда это? – разочарованно спросила Огурцова.

– У меня сегодня свидание в восемь часов.

– Что? Что ты сказала? – Казалось, Икки вот-вот лопнет от злости. – Мне, значит, нельзя! А у нее свидание! Нет, а где ж справедливость?

– У меня другое свидание! Я не собираюсь лезть в кровать к первому встречному! И вообще, если хотите, поехали со мной!

– И поедем! И поедем! – проговорила Икки, решительно накинув на плечи дубленку. – Маша, Ада, Анжела! Одевайтесь! Поедем с Пулькой на свидание!

– Нет, я к Фроденьке! Она и так часто одна остается! Слишком часто!

– А я на чаепитие останусь! – твердо сказала Огурцова, но отчего-то покраснела.

– Я Анжелочку провожу! – послышалось за спиной. – Мы обернулись – перед нами с самоваром в руках стоял Карп Игоревич с растекшейся на ресницах тушью – видимо, так был тронут бабушкиным рассказом о «беспробудной нищете» и историей о спасении лошади с провиантом, что слезу пустил.

– Ну, хорошо, – растерялась Пульхерия, подозрительно посмотрела на будущую мать-героиню и начала было что-то говорить, но я слушать не стала – побежала сломя голову к «трибуне», поздравить Мисс Бесконечность.

– Спасибо, спасибо, – довольно высокомерно бросила в мою сторону лидер «Золотого песка» и вдруг спросила: – Маша! А где Полина? Что-то не пойму я, почему на моих выборах нет дочери?

– Она в деревне.

– На все ей наплевать! Даже не знает, что в стране творится! Что теперь ее мать – президент! – недовольно воскликнула она и поджала губы.

– Она обязательно об этом по телевизору узнает, – брякнула я.

– Н-да? Ты думаешь, в новостях передадут о моем избрании?

– Несомненно.

Лидер призадумалась, а потом визгливо так прикрикнула:

– Ну и иди, куда шла!

– До свидания, бабуля!

– Давай, давай, у меня дел полно! – В эту минуту к ней подскочил глава агентурного отдела Зиновий и задал какой-то мудреный вопрос, но какой именно – я не разобрала, зато услышала очередной лапидарный ответ президента:

– Если наденешь цепь на шею раба, другой ее конец захлестнет твою собственную!

«Нет, мои сентиментальные романчики ничто по сравнению с бабушкиными афоризмами», – подумала я, и через пять минут мы с содружеством (кроме Анжелки) сели в Пулькину «каракатицу».

Адочка вышла у ближайшего метро, а мы поехали на свидание.

– Ты нас ему представишь? – ерзая на заднем сиденье, возбужденно спрашивала Икки.

– Нет.

– Я не понимаю, что это за свидание такое? Для чего мы едем, если ты нас даже не познакомишь? Где вы встречаетесь? – затараторила Икки.

– У памятника Юрию Долгорукому, – невозмутимо ответила Пульхерия.

– А с кем, с кем у тебя встреча? С кем? – не унималась заведующая единственной проктологической аптекой в Москве. – С Долгоруким, что ли?

– Можно сказать и так. Не мешай, а то сейчас в столб врежусь!

– А вам не показалось странным, что Огурцова вдруг осталась на чаепитие? Я вам точно говорю, это она из-за Горе-Карпа с нами не поехала! А вы заметили, заметили, что у него брови с ресницами накрашены?

– Да брось ты, Икки! Анжелка никогда не свяжется с человеком, который либо старше нее, либо моложе хоть на пару лет! Она всегда Пульку осуждала за ее связи с юношами, да и связь с Серапионовичем не одобряла поначалу.

– Это ни о чем не говорит! Некоторые в своем глазу бревна не замечают, а в чужом сучок приметят! Некоторые так против мужиков выступают, в чужие дела вмешиваются, встречаться ни с кем не дают, а сами на свидания едут к памятнику Долгорукому!

– Икки! Если ты сейчас не уймешься, я тебя высажу! – рассердилась Пулька – в этот момент ее подрезала какая-то иномарка.

– Ну не из-за твоей бабушки она на чаепитие осталась!

– Может, просто есть захотела.

– Да брось ты! – отмахнулась Икки и молчала всю оставшуюся дорогу.

* * *

Пулька бросила машину во дворике, и мы пешком побрели к памятнику. На улице, казалось, похолодало еще больше – снежная крупа, гонимая ветром, неприкаянно носилась по городу. Мы почти дошли, как Пульхерия шепотом скомандовала:

– Стойте!

Мы остановились как вкопанные за углом дома прямо перед памятником.

– Что случилось?

– Дальше не пойдем, – загадочно проговорила наша подруга.

– Это почему еще?

– Потому что это свидание на расстоянии!

– Пуль, объясни нам, зачем мы сюда приехали! – Мне начинала надоедать эта таинственность, да и любопытно было.

– Отсюда будем наблюдать!

– Что за чушь! – возмутилась Икки.

– Ничего не чушь! Мое мщение противоположенному полу продолжается. К тому же пять человек мне назначили свидание в восемь вечера у этого памятника. Сначала двое. Я как-то не сообразила сразу и согласилась – не специально, просто забыла, что один уже назначил мне встречу у этого памятника в это же время. Потом еще один напросился – я ему возьми и назначь на этом же месте в тот же час. Я подумала – не смогу же я с двумя один вечер провести – вечер слишком короткий, а их двое, вот от безвыходности всех и согнала сюда... А потом мне в голову мысль пришла. Что я, зря их, что ли, тут собрала? Приеду хоть посмотрю из-за угла! Интересно же, кто придет, кто не придет, как они ждать будут – ходить вокруг основателя Москвы.

– Ты – маньячка! А сколько их будет-то?

– Пять.

– Где ты их нарыла? – удивилась я, вспомнив вдруг, как Любочка склонила меня сходить с Маркелом Маркеловичем в «ресторацию». «Пять человек! А на меня обращают внимание только Мнушкины!» – с горечью подумала я.

– А они не знают друг друга? Надеюсь, они – не все врачи из вашей больницы?

– Один – муж моей пациентки, еще тот бабник, его сам бог велел проучить, пусть поморозится! Второй – любовник моей пациентки, ну, этот вообще кобель! Его девчонка в реанимации лежит, а он с новой теткой пришел да еще ко мне клеиться начал!

– Может, это родственница была!

– Родственницам под юбки не лазают! – отрезала Пулька. – Третий – педиатр из соседнего корпуса. Этот давно ко мне, как он сам говорит, нежные чувства питает.

– Ну он-то, может быть, приличный! – попыталась вступиться я за доктора.

– Как бы не так! Женат, двое детей, а все туда же!

– А четвертый кто?

– Скульптор.

– Чем нам скульптор не нравится?

– Во-первых, он чокнутый! Я, говорит, вас лепить хочу! Но это только предлог, он совсем другого хочет.