Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Камазу покачал головой и замолчал, понимая, что убеждать фанатика — дело бесполезное. Но тут же свёл брови к переносице от удивления.
— А где же?.. — хотел было спросить он.
Косей усмехнулся и зловеще произнёс:
— А моему богу не нужны примочки, чтобы являться к просящим у него, делай своё дело, старик, а мне позволь делать своё.
Камазу повернулся к одному из евнухов и надел на себя шкуру леопарда, предложенную ему, второй с низким поклоном поднёс чёрную маску волка. Приведя себя в порядок, жрец повернулся к людям, простёршимся на полу с поднятыми руками. Заиграла тихая неспешная музыка, располагающая к медитации и успокаивающая, как казалось, даже самых непримиримых врагов. Девочки, сидевшие на полу на коленях, низко склонились, не смея поднять глаз. Запел евнух сладкоречиво и мягко, словно к кончикам ушей прикоснулись страусовые перья. Девичьи голоса стройно влились в этот поток, усмирив сладость, освежив её.
Жрец Анубиса, подойдя к жертвеннику, собрал с тут же поднесённого золотого подноса маленький кувшинчик, быстро выплеснул содержимое в огонь. Зашипев, ритуальная смесь обволокла всех запахом сандала и ладана, песня стала интенсивнее по накалу и ритму.
— Мы здесь для Инпу! Защити нас при жизни и проводи по смерти! Не оставь! Khu Anpu! — вскричал Камазу.
— Khu Anpu! — вскрикнули ему в ответ участники мистерии.
— Инпу, благослови мудростью Маат! — Камазу поднял руки.
Пение замолкло. Музыканты лишь отбивали медленный, монотонный ритм.
— Инпу! Начало начал! Проводник по Тёмному пути. Лицо твоё чёрное, как ночь, лицо твоё золотое, как день. Khu Anpu! — зычным уверенным голосом взывал жрец.
— Khu Anpu! — вскричали в зале.
— Проведи и защити нас в Смерти! Khu Anpu! — Камазу закатил глаза вверх, не чувствуя, как затекли его руки.
— Khu Anpu! — стенали девочки, девицы и евнухи вослед своему жрецу.
Камазу прикрыл глаза и насладился моментом, как будто Инпут рядом. Дочка бы точно знала… Камазу беспомощно повернулся назад, и его взгляд скользнул по рядам девушек, упёршись в близко стоящую фигуру Косея за спиной, — жрец обомлел. Рядом со жрецом Амон-Ра стояла обезображенная старуха.
— Нельзя, — неожиданно выкрикнул он, его лицо исказилось душевной мукой, но и отойти он не мог, он не понимал, тут ли божество, но чувствовал, как пульсируют подушечки вытянутых вверх рук, понимая, что что-то пошло не так.
— Отступить ты уже не сможешь, — проговорил тот и вытолкнул женщину вперёд, — так завершим церемонию.
Сгорбившаяся, с огромным, рваным, давно заросшим шрамом вместо носа.
— Она отступница, изменщица и прелюбодейка, — жрец едва дышал от возмущения: только таких лишали носа, навсегда обезображивали, чтобы тем не суждено было ни обрести женского счастья, ни заработать.
Косей оттолкнул от жертвенника Камазу и, сделав шаг, оказался прямо перед спокойно горящим огнём и источающим приятный, но тяжёлый аромат. Но, как только он оказался рядом, взметнувшийся огонь в этот миг едва не обжёг его лицо. Жрецу Инпу стало страшно от того, какое зловещее выражение появилось на лице у того.
Лысый мужчина прикрыл глаза, а старуха упала на пол, начав биться в дикой пляске тела. Её низ и верх почти одновременно бесстыдно обнажились, выказывая дряблые, пустые груди, обвисшие чресла и разверстое лоно. Все в отвращении замерли и отвели глаза, слушая стенания ведьмы как стоны молодой девицы, бьющейся под опытным дефлоратором.
Косей быстро вынул из рукава пучок травы, кинув его в жертвенник Анубиса. Огонь взметнулся под самые своды помещения. Белый и чёрный дым свились друг с другом, поднимая к потолку серое марево и разнося по залу удушливый запах серы.
— Безумец, — только и смог обессиленно проговорить Камазу, роняя голову на грудь, но затем в священном страхе поднимая её обратно.
Старуха запричитала ещё громче, скрюченными, трясущимися руками загребая пыль с пола себе в лоно, раздирая его, начав кровоточить и безумно хохоча. Камазу, много повидавший на своём жизненном пути, сейчас был ошеломлён настолько, что смог только прошептать:
— Кто же твой бог, Косей, разве Амон-Ра, разве тот, кто создал жизнь?
В жертвенном месте вначале раздался короткий рык, а затем протяжный вой, словно огромный сильный волк попал в западню. Жрец Амон-Ра поднял руки к потолку и рассмеялся, а пожилой мужчина заметил, как то тут, то там по местам и по стенам заскользили тёмные тени, и тут же послышался разочарованный злой шёпот:
— У него нет Анха… у него нет Анха…
Камазу не видел ничего, впрочем, как и все остальные, в зале повисла гробовая тишина, все ошарашенно смотрели друг на друга. Косей поднимал и опускал руки в исступлении. Старуха бесновалась, продолжая свою срамную пляску. Жрец сделал знак смотрящим в ужасе на него ученицам, и те стали отползать ближе к выходу.
Болезненный вой не прекращался, а тени сгустились рядом с завесой, громадой нависнув над потолком.
— Говори мне все твои тайны, Инпу, — выкрикнул Косей, вдруг громко захохотав, но в смехе помимо превосходства слышалось отчаяние.
И вдруг все увидели силуэт огромного волка на стене.
— Кто звал Инпу? — в одной этой фразе рык превратился в мужской голос, как и волчья фигура, вытянувшаяся в высокое крепкое тело. — Ты не мой жрец, я чую запах крови и ловушку…
— Сейчас здесь ещё один бог, поклонись ему, с тебя начнётся его Царство, с самого непокорного, — Косей расхохотался и опустил руки, смотря на мельтешение теней на стене исподлобья.
— Как смеешь ты, жалкий человек, ставить мне условия? — вновь рык и стон боли.
Камазу и все остальные отползали к выходу, не думая об охранниках, инстинктивно спасаясь. Жрец Инпу, обернувшись к выходу, вдруг радостно вскрикнул.
— Имхотеп! Как ты тут?
— Приказ фараона, храм под контролем его войск.
Мужчина улыбнулся и помог подняться старику на ноги. Но улыбка тут же исчезла с его губ, как только он увидел, что творится около жертвенника, вынимая нож из-за пазухи.
— Последний секрет, что ты не раскрыл людям, — Косей куражился, а тени подбирались к гибкой мужской фигуре всё ближе.
— Я дал вам знания о лечебных травах и веществах, дал знания о сохранении тела, но Ка принадлежит Хаосу. Захотели жить вечно, но сможете ли унести ношу сию? — от него никогда не могло укрыться ничего, и здесь он попал в точку.
— Вложи в меня знания, Инпу, тебе некуда деваться, ты, как волк, поделишься знанием, отгрызя себе лапу, и уйдёшь, по-другому не будет, — Косей торопился, сбивался.
— Ты самый мерзкий из людей, — вскричала слабеющая тень. — Пусть демоны Сета унесут тебя в самый низ Дуата, где даже моей ноги никогда не было.
Косей рассмеялся: