– А ты хозяйка то так себе, да?

– Да. Так себе. И даже хуже.

Альбина разлила кофе по чашкам, поставила сахарницу, нарезала лимон. Порылась на полках, нашла пачку какого то древнего печенья, вывалила на блюдце. Села напротив и тут же спряталась за чашкой с кофе. Иванцову хватило одного глотка, чтобы убедиться – кофе варить она тоже не умеет. Но из вежливости он выпил почти половину.

– Придется брать над тобой шефство.

– С какой стати? – Она тоже морщилась от своего напитка, но пила. – Надеешься? Сам же знаешь, у тебя нет шансов. Так что не трать на меня время.

– И все же я попытаюсь, – повторил он настырно, лаская девушку взглядом. – И даже готов тебе простить дрянной кофе по утрам.

– Не будет, Иванцов, ни кофе, ни утра, – Альбина холодно улыбнулась ему в лицо. – Сам же видел мои глаза. Нет, неправильно. Ты их почувствовал, потому что было темно. Потому что было темно…

Сейчас она его выгонит, как то сразу понял он. Он извинился. Она как будто приняла его извинения. Кофе угостила. Взгляд темный, холодный. И вообще она напружинена вся, как перед прыжком. Готовится его выставить и уже без всяких возражений с его стороны.

Что делать? Применить на деле теорию сестрицы? Попробовать пробудить в ней интерес к себе, служа ее интересам?

– Послушай, Альбина, – начал он медленно, заметив, что она начала приподниматься с жесткой табуретки. – Там было темно, ты помнишь, да?

– Там – это там?.. – Она неопределенно кивнула себе за спину, поняв, о чем он. – Да, темно. Во всяком случае, достаточно темно для того, чтобы ты сумел рассмотреть выражение моих глаз.

– А достаточно темно, чтобы ты сумела рассмотреть, кто сидел за рулем? – небрежно, даже слишком небрежно обронил Иванцов.

И поперхнулся последним глотком кофе, настолько непредсказуемой оказалась реакция Альбины на его, казалось бы, пустой вопрос.

– Почему ты так спросил, Иванцов?!

Она отпрянула от стола, опершись лопатками о боковую стену холодильника, лицо побледнело, на лбу и висках высыпал пот. Губы сделались сизыми.

– Что с тобой? – Он, честно говоря, перепугался.

– Почему ты так спросил?! – громко, с визгом, повторила она и хлопнула ладонью о стол.

– Да потому что я лично не видел! Чего истерить? – Он тоже заговорил чуть громче.

– И я… И я не видела!

Она боком выбралась из за стола. Сделала шаг, второй, потом замерла посреди кухни, отстраненная, пустая, с ледяным, не видящим ничего перед собой взглядом. Она его пугала. И подойти – не подойдешь: либо погонит, либо подкруткой какой нибудь на лопатки уложит. И участие следовало в то же время проявить. А как?

– С тобой все в порядке? – спросил Иванцов и на всякий случай тоже встал из за стола и подошел к ней ближе. – Эй…

Она молчала, стоя с опущенной головой и поникшими плечами. Слабая, беззащитная, безвольная. Не знал бы ее лично, так бы и подумал.

– Альбина! – Иванцов осторожно взял ее за плечи, никакой реакции. – Альбина, что случилось? Я же… Я же просто спросил и…

– А если за рулем был не он, а кто то еще? – вдруг зашептала она быстро-быстро и вдруг уткнулась лбом ему в грудь. Горестно всхлипнула. – Вдруг его кто то вез, а потом просто взял и устроил это все?!

– Аварию?

– Да!

– А кто это мог быть? – Он едва заметным движением привлек ее к себе, сдвинул руки с ее плеч на спину и начал медленно поглаживать.

– Не знаю! Я ничего не знаю! И чем больше думаю об этом, тем больше ничего не знаю! – Она заплакала.

«Иванцов! – это он себе орал в оба уха, но не слушал. – Иванцов, прекрати использовать случай себе во благо! Нельзя, когда она такая, нельзя! Она сейчас очнется от тяжелых дум, отпрянет, по лицу даст, и правильно, между прочим, сделает. Нельзя стоять и дышать ею, трогать ее осторожно, но так, что чувствуешь всю. Нельзя!!! Остановись, скотина!!!»

Что делать? Оторваться невозможно. Он дышал через раз, так его волновала ее близость. Что делать?

И он снова вспомнил про старшую мудрую сестрицу.

– Альбина… Кое-кто считает, что в этой аварии много странного и…

– Ага, ты так считал, приплетая меня, – перебила она его, и ее левая рука, скользнув ему за спину, стукнула его по лопатке. – Надо же было додуматься! Алиби с меня затребовать на момент его гибели! Умник!

– Я же извинился. – Он говорил, но ухитрялся при этом трогать ее висок губами, это походило и на интимный шепот, и на поцелуй одновременно. – И та версия и не версия была вовсе, а так… мыльный пузырь.

Ее мокрая щека терлась о грубую вязку его нового свитера, и он был совершенно счастлив. А когда ее вторая рука пролезла под его рукой и легла ему на вторую лопатку, он готов был плакать вместе с Альбиной.

– Пропала его сумка с аппаратурой, – вдруг выпалил он, вовремя вспомнив.

– Откуда знаешь? – Она замерла, спина вытянулась в струну, дыхание сделалось едва ощутимым, и лишь сердце колотилось, как бешеное. – Откуда ты знаешь?! Об этом не было информации в сводках и вообще…

– Из газет, – нехотя признался он. – Сестрица моя очень уважает всякую бульварную прессу, просвещает.

– Как думаешь, наши?

– Да ладно!

– Может, кто до них успел пошарить? Такое бывает.

– Бывает, но… Но от машины мало что осталось, сомневаюсь, что кофр уцелел бы!

Он ездил смотреть на место аварии, потом на стоянку, куда притащили груду металла, бывшую когда то автомобилем. Он еще подивился тогда степени разрушений. Какой кофр там мог уцелеть, если он там был вообще?

– Может, его там не было? – высказался он вслух и решил отступить.

Альбина понемногу успокаивалась. Сейчас она очнется, сразу заледенеет, сделается неприступной. И не простит ему ни своей, ни его слабости. Надо было отступить первому, хотя, видит бог, он сейчас сделал бы кое что другое.

Он довел ее до дивана, усадил, накрыл пледом и вернулся в кухню. Теперь он сварит кофе. И ей не помешает, и ему ой как надо. Вымыл чашки, всыпал по ложке сахара, разлил кофе и вернулся к ней.

– Пей. Это я сварил, значит, жить будешь, – Иванцов улыбнулся ее заплаканным глазам. – И вот что я тебе хотел сказать, Парамонова… Ты можешь рассчитывать на меня.

– В чем? – буркнула она в чашку, отпивая крохотными глоточками.

– Во всем! Собралась разбираться в этой истории, я рядом. Одна не смей!

– Хм-мм… Чего это? – Она потерла краем пледа лицо, вдохнула, выдохнула, сдувая прядки со лба. Допила кофе, вернула ему чашку. – Вкусно, спасибо… Так чего мне одной то не сметь, Иванцов, который теперь мачо?

К ней вернулся ее надменный прохладный тон, прокладывающий между ними сотню миль. И поверить в то, что она пять минут назад прижималась к его груди зареванным лицом и позволяла ему себя обнимать, было невозможно.