— Не опасаетесь огласки? — деловито спросил Эттли.

— Нет. Он никому не расскажет — слишком унизительно. Мстить — не сможет.

— А… мы?

— С вами будет отдельный разговор и отдельный счет. Если мы договоримся, в чем лично я весьма сомневаюсь. Если не договоримся — вы в любом случае будете моими ярыми противниками. Кстати, не раскроете ли мне содержание этого «мы»? Кого персонально вы представляете в данный момент?

— Ваше чувство юмора отличается изощренностью и своевременностью. — Эттли улыбнулся дежурной безэмоциональной улыбкой. — Но вы прекрасно знаете, кого я представляю. Достаточно влиятельную и ответственную группу людей, полагающих, что Империи нужны мир и процветание, а не война и разорение. Мой визит преследует целью попытку договориться. Символизирует протянутую руку дружбы и намерение забыть предыдущие разногласия.

С полминуты они молчали. Черчилль отстраненно вращал в руке стакан, полностью увлеченный игрой света в коньяке, жидким золотом переливающегося на донышке. Посол барабанил пальцами, тонкая складка прорезала его лоб.

Черчилль отставил стакан, толстое стекло гулко стукнуло о полированное дерево.

— Ну что же, без преамбулы обойтись не удалось, но, по крайней мере, мы свели ее к минимуму. К делу, если вы не против.

— Да, я полностью согласен с вами. Перейдем к делу.

— Сначала вы пытались свалить меня сугубо парламентскими методами. Потом — непарламентскими. Когда не получилось и это — восстановили против меня Ее Величество. Я перебил и эту карту. Какое абсолютное оружие вы принесли на сей раз?

— Здравый смысл и логику.

Черчилль усмехнулся, чуть надменно и одновременно с легкой ноткой горечи.

— Сроду не дрался с безоружными. Впрочем, будь по-вашему. Здравый смысл и логика хранятся в документах и сводках, вы знаете их не хуже меня.

— В документах содержатся данные. Их трактовка и дает простор для логических умозаключений, — мягко заметил Эттли. — Ваша уверенность, что Британию спасет лишь новая война, представляется нам несколько… неразумной. Империи нужен мир. Пусть даже дорогой. Мы договоримся с американцами, пожертвовав малым во имя большего.

— Альтернатива? — осведомился Черчилль. — Друг мой, этот вопрос обсуждался неоднократно. Коммунистическая коалиция потребует европейскую гегемонию. Следующим шагом будут строительство большого океанского флота и экспансия на юг. Потеря морского преимущества и контроля над Индией и Индийским океаном вернет нас на пять веков назад. И это без учета напора американцев. Мы можем купить десять, может быть, двадцать лет тихого увядания. Ценой отказа от будущего.

— Позволю себе не согласиться с вами, — вежливо, но непреклонно ответил Эттли, — да. Десять лет. Может быть, двадцать. Но это будут годы мира и возможностей. Мы не можем использовать открытую силу, это правда. Что же, тем больше возможностей применить наше традиционное оружие — интригу и терпение. Красная коалиция весьма непрочна, а американцы слишком увлечены доктриной изоляционизма. Не будем забывать, что президент Штатов — последовательный сторонник мирного сотрудничества и «вертикального», панамериканского развития. Игра на внутренних противоречиях противников — наш старый добрый ultima ratio (последний аргумент). А ваш путь приведет к поражению, на этот раз окончательному.

— Прочности Нового Мира хватило на то, чтобы организовать и скоординировать европейскую кампанию. Военная сила коммунистов далеко не так велика и безупречна, как они стремятся ее представить, особенно русские, но в терпении и упорстве им нельзя отказать. Надежда на то, что мы сможем ловкой интригой разрезать их союз без значимого военного давления, неосновательна и нежизнеспособна. Что же до пристрастий президента Ходсона, то не будем забывать, что вице-президент — автор «Доктрины прогрессивного развития». Вам напомнить ее основные положения? А также — кто стоит за ними?

— Не стоит. Я знаю. Мы знаем. И, тем не менее, мы полагаем, что естественный риск неизбежен в такого рода мероприятиях. В любом случае он меньше, чем вероятность прямого военного поражения при новом витке схватки с коммунистами. Эта неприятная ситуация выбора меньшего зла — увы, прямое следствие неразумной и недальновидной политики империи в последние годы…

— Надеюсь, вы не хотите обвинить меня в этой политике? — саркастически осведомился Черчилль. Теперь он и в самом деле был похож на сердитого бульдога.

— Ни в коей мере, — протестующе поднял вперед-вверх пустые ладони Эттли. — Я вполне искренне готов признать, что вы всеми силами стремились исправить просчеты ваших предшественников. И до недавнего времени ваш путь был единственно верным и адекватным. Но он увенчался неудачей и поражением. В этом нет вашей персональной вины, зачастую судьба весьма причудливо сдает карты. Но это факт, и пора менять образ действий.

— Ваши предложения? — отрывисто спросил Черчилль. — Капитуляция?

— Не играйте словами и эмоциями, Уинстон, — жестко произнес Эттли. — Не капитуляция, а выигрыш времени. Мирный договор с коммунистами, некоторые уступки американцам, ваш уход с политической арены.

Черчилль приподнял бровь.

— Да, Уинстон, — терпеливо продолжал Эттли. — Мы все весьма уважаем вас, но смена политического курса должна сопровождаться сменой лиц. Нации нужен новый лидер, который поведет ее к новому будущему. Вы сможете и даже более того, просто обязаны активно участвовать в созидании этого будущего. Но уже в более… частном порядке.

— В частном порядке… — повторил премьер. — То есть мне будет позволено появляться на торжественных мероприятиях, произносить дежурные речи и изредка выступать с громкими требованиями крови. Чтобы по контрасту со старым безумным милитаристом ваш новый курс казался еще более мирным и замечательным. Я ничего не упустил?

— Мне кажется, вы слишком тенденциозны, — тонко улыбнулся Эттли. — Не сомневаюсь, что ваш опыт и знания еще не раз будут востребованы Британией.

— Значит, мероприятия и речи, — деловито подытожил Черчилль.

Посол слегка пожал плечами, всем видом выражая скорбь от такого вопиюще неправильного толкования его слов.

— Думаете, у вас получится выбросить меня на обочину? — спросил Черчилль почти без паузы.

— Возможно, не получится. Но если вы не проявите понимания и готовности к сотрудничеству, мы постараемся. Очень постараемся. Не преувеличивайте свои силы. За вами военные, Ее Величество и некоторые представители капитала. Но и мы сильны. Рано или поздно мы вас победим. И от лица всех нас я еще раз убедительно, почти смиренно прошу — отнеситесь с пониманием к сложившейся ситуации и своему долгу.

Они долго сидели друг против друга — собранный, сосредоточенный Эттли и премьер, озирающий столовую рассеянным, ни на чем не задерживающимся взглядом.

— Ну что же. Я не уйду, мир будет подписан тогда, когда я сочту возможным и своевременным. Все.

— Это окончательное решение? Не лучше ли было бы взять некоторую паузу для раздумий?