либо по способу сочетаться, либо по сложности этих сочетаний. Но это всё – культура, в которую и складываются образы. Иными словами, все различия подобных образований – культурные. Моя культура определяет отличия того, что правит моим поведением.

Значит, вопрос в том, как я обретал свою культуру.

А обретал я ее постепенно, изучая этот мир, подражая другим, принимая те образы поведения, что насаждало взрастившее меня общество. Постепенно – значит поступательно, шаг за шагом, слой за слоем, и это уже история.

Так рождается предмет культурно-исторической психологии. Он – путь к познанию моей души, путь, впечатавшийся в мое сознание, вынужденное приспосабливаться к миру, который я обнаружил, воплотившись. Следовательно, он – в помехах моему прямому познанию себя, и это очень важно понять: предмет психологии – не культура и не история, а помехи, которые они создают для наших душ и для нашего познания этих душ.

Помехи эти лежат слоями, в которые их уложила наша культура, а точнее, творящее ее общество, взрастившее, воспитавшее и давшее мне образ. Мировоззрение позволяет понять путь души к своей цели. Путь сквозь мир.

Но как понять мир?

Для психолога он совсем не тот, что для географа. Культурно-исторический психолог ближе к археологу: он должен начать с верхних слоев, с культурной пены, и дойти до материка. Сверху лежит то, что пришло последним…

Глава 1

Образование

Если задать вопрос, что такое образование, человеку неподготовленному, например, академическому психологу, он ответит почти слово в слово со словарем Ожегова:

«Образование. 1. Получение систематизированных знаний и навыков, обучение, просвещение. 2. Совокупность знаний, полученных в результате обучения».

Это так привычно, что даже не осмысляется, но определенно можно заметить одно, что прикладной психолог ничего не может сделать с образованным человеком, если будет исходить из такого определения. Однако все мы были свидетелями, а то и участниками воздействия на людей, когда психологу бытовому достаточно было сказать: вы же образованный человек, как вы можете… – и человек менял поведение!

Уж что там может, не может или должен человек образованный, сейчас не важно. Важно лишь это вопиющее противоречие: если образование – совокупность знаний или обучение, то его невозможно использовать для воздействия на поведение, но образование прекрасно используется для того, чтобы управлять поведением людей, значит, оно не знания и не обучение.

Что же такое образование?

Образование по-прежнему, как и тогда, когда это понятие было придумано Вильгельмом фон Гумбольдтом на рубеже девятнадцатого века, есть действие по прямому значению положенного в его название понятия Образ. Образование – это придание образа. Гумбольдт использовал для этого понятия два слова – латинскую «форму» и немецкое «билд» – оба означают образ. «Формунг» и «билдунг» Гумбольдта – это формование или обобразение человека, попросту – придание человеку определенного, заказанного образа. Заказывают такие образы общества, для которых они способ не впускать чужих, а значит, обеспечение выживания.

И мы с вами прекрасно знаем, что образование не есть обучение. Хотя бы потому, что в русском языке эти действия обозначаются разными словами. Обучение или учение лишь применяются при получении образования. Но образование – это именно получение. Чего? Бумажки, без которой ты букашка в этом новом мире, то есть свидетельства о том, что получил соответствующий образ, отличающий тебя от людей низшего мира, от работяг, – все-таки образование преимущественно используется в устойчивом словосочетании «высшее образование», то есть образование университетское. Все остальное, как школа, – это еще не образование, а просто обучение.

Но бумажка свидетельствует о чем-то настолько существенном, что даже открывает пути и двери в места силы этого мира. Без такой бумажки не занять место среди правящего класса, а работники советского партаппарата еще и старались защитить диссертации, чтобы улучшить свое положение во власти. Образование определенно является допуском к власти, а это значит, что оно придает не просто образ, а тот образ, который соответствует определенному сообществу. Как этикет когда-то соответствовал требованиям к поведению аристократии.

Когда? В эпоху, предшествовавшую образованию, просвещению, науке, во времена власти тех, кого и сбросила с их тронов революционная волна, поднятая французскими просветителями, которые и создали само понятие о том, что должно стать образом человека нового времени. А стать им должно было новое, революционное и прогрессивное мировоззрение, построенное на иной картине мира, на картине, полностью отвергающей гипотезы бога и души. Называлась она естественнонаучной.

Многие наши ученые до сих пор наивно верят, что естественнонаучное мировоззрение – это то же самое, что и научное мировоззрение. Некоторые вообще считают, что это просто одно и то же и нет другой научности, кроме естественнонаучности: мы говорим партия, подразумеваем Ленин, мы говорим Ленин, подразумеваем партия… Остальные же просто знают, что естественнонаучное мировоззрение – это одна из частей научного мировоззрения…

Сам способ говорить о научном мировоззрении заимствован из мировоззрения естественнонаучного. Только оно говорило о себе, как о мировоззрении. У науки как у таковой нет и не может быть мировоззрения. Она – всего лишь орудие поиска истины. Это большой-большой обман! А вот у естественной науки мировоззрение было изначально, и без него она не может, потому что наукой не является. Естественная наука рождалась как политическая партия, которая хотела захватить власть в мире и потому должна была убедить народы, что надо голосовать за нее. И народы голосовали, убивая и разрушая.

Для того чтобы убедить, нужно разрушить то мировоззрение, которое уже есть у людей, и заменить на иное, революционное. Но что такое мировоззрение? Это образ мира, в котором я мечтаю жить. И буду, если начну видеть мир сквозь него. Как только это свершается, старый мир становится помехой, и я начинаю его сносить, до основанья…строя новый…

Вот это и проделала с миром естественная наука просветителей.

Ко времени Гумбольдта революция уже победила во Франции, а новое мировоззрение разливалось по Европе, как призрак нового мира. Гумбольдт был просветителем, и он хотел, чтобы революция шла дальше. Он был аристократ, но каким-то образом ослеп и не видел, что в итоге просвещения люди идут на революционные перевороты, свергая тех, кто стоял у власти, и возводя к правлению новый класс – буржуазию. Что-то было чрезвычайно привлекательным в этой безграничной революционности, если люди начинали помогать свергать собственное сообщество и освобождать место для грязных и вороватых торгашей, будто пришло время новых богов…

Боюсь, что именно битва с богами и сносила головы таким, как Гумбольдт, – ведь с новым мировоззрением можно было отменять старых богов и становиться богами самим, пусть хоть в отдельно взятом мировоззрении…

Как бы там