Шли секунды.

— Пауз не делай, сам ведь хочешь рассказать.

— Тот тип тоже не пошёл в зачёт. Это был какой-то молодой байкер на клоунском скутере, катавшийся в районе затона судоремонтного завода. Он даже попытался отстреливаться из пистолета на звук, глупец. Однако ему, как и вам, хватило ума сразу же уйти из сектора. Два промаха за день! Есть, от чего расстроиться, не находите?

Вот ведь как бывает в жизни. И от дедушки ушёл, и от бабушки ушёл... И от волка ушёл. Но потом Колобок по имени Сева решил прыгнуть выше головы, не ко времени и месту проявляя спецназовские склонности на заборах гостиниц, и влип. Госпожа Фортуна — женщина капризная, терпение её не безгранично.

Хватит, пожалуй.

— Что-то я с тобой заболтался, Ландур, того и гляди, начнёшь воображать, что ты слишком значимая личность, а ты просто грязь, — решил я, пусть он ещё позлится. — Одно сейчас скажи мне, раз уж пока встретиться не можем... Для чего ты это делаешь, зачем убиваешь людей просто так?

Паузу он не взял.

— А зачем вообще они нужны, ответь, Самоед? Все эти никчемные людишки вместе с их бесполезной вознёй вокруг навозной кучи остатков цивилизации, занятые работой, в которой нет даже признаков упорядоченности движения и командной деятельности, присущей, например, муравьям? — он так резво начал отвечать, что я понял: этот ответ им тщательно и долго обдумывался, шлифовался. Ландур ждал, когда его об этом спросят.

— Эти жалкие попытки опять снизить мировую энтропию меня смешат. Будь они хоть как-то разумны, забились бы в свои персональные бункеры, где можно спокойно дождаться достаточно комфортной и безболезненной смерти. Зачем, спрашивается…

— Всё, хватит, не продолжай, — прервал я поток рассуждений маньяка. — Сцены не будет, маньякам сцену не дают. Только эшафот.

— Ах, как вы торопитесь! — искренне расстроился мой кровавый респондент. — Мне так хотелось пообщаться ещё! Очень жаль, что сейчас я не могу вам приказывать, это произойдёт немного позже, когда бравый Самоед окажется в яме под решётчатой крышкой.

— Буду тебя искать.

— Удачи, молодой человек. Найдете, отвечу, как смогу. А могу я хорошо. Что же, до встречи. И вот ещё что, передайте этим тупицам-старостам, среди которых вряд ли есть седобородые аксакалы, обладающие богатством истинной мудрости жизни, чтобы они не опасались меня так, как это было всего пару дней назад.

— Мы сейчас услышим раскаяние в эфире?

— Не дождёшься, щенок, — жестко бросил он. — Просто понравилось, как твой катер выглядел на реке. Я решил уйти с суши на воду, там противники интересней. Как вы их называете, вольные рейдеры? Их моторные лодки я хорошо запомнил. Так что бойся и ты. Знаешь, что такое мокрый асфальт?

— Ты клоун?

— Верно я определил, что ты молодой, не застал. Это цвет такой. Самый модный в нашей советской автоклассике, цвет «мокрый асфальт». Или «антрацит». Бойся большого чёрного катера, Самоед.

— Принял, — коротко ответил я. — Пошёл в задницу, чёрт антрацитный.

И первым прервал связь.

Фу, ты, гадство, на улицу нужно выйти, срочно, пора продышаться. Может, стул с собой взять? Вроде бы сидел, ничего не делал, а усталость с ног валит.

На железной площадке было тихо. Ну и денек! И он всё никак не закончится. Интересно, радисты общин слышали наш разговор? Кто знает...

Ну вот, теперь у меня появился личный враг. Очень опасный.

Эта новизна меня взбодрила, хотя озноба я не почувствовал. Теплеет. Значит, даже после того, как поток, льющийся с небес несколько часов подряд, иссяк, отдохновения на грузовом терминале не наступит: перенасытившая землю влага с началом дня начнёт бурно испаряться, и утром над Енисеем повиснет густой белесый туман… Если облака не будут препятствовать восходящему солнцу, то поначалу возникнет даже не туман, а непроглядная водяная взвесь, мельчайшие капельки воды в душноватом воздухе. Дышать таким неприятно.

Вот-вот придёт катер с ребятами, начнётся работа. И к этому времени мне нужно перезагрузиться, что-то сильно я издёргался в этой долгой и по-страшному нелепой беседе с конченым душегубом.

Что не успел сделать? «Ремингтон» не проверил и не почистил. Мне он не особо и нужен, так что отдам его Сашке Васильеву, парень до сих пор без личного оружия. А пистолет Макарова вручу Екатерине, очень полезный будет подарок, утилитарный.

Раз уж никак не поднесу подарок свадебный.

Навигация началась. Поздно, по всем понятиям, однако началась.

Вчера из Атаманово, старинного казачьего села-станицы, что находится неподалёку от Железногорска, в Подтёсово вернулся небольшой караван с грузом провианта, тамошняя община выразила готовность сотрудничать и участвовать в схеме. Ходил плавмагазин «Провокатор» и сухогруз «Гдов», всё прошло гладко. Попутно Петляков попытался выполнить и ещё одну задачу: в очередной раз забиться на диалог с изолянтами Железногорска.

Муку они привезли, диалог в очередной раз предсказуемо не состоялся, не хочет пока городок атомщиков с нами контактировать, боится. На Енисее всё так же стоят вышки охраны, дежурят вооружённые патрули, отгоняющие от берега любое плавсредство, вплоть до пулемётных очередей. Длинный туннель под Енисеем закрыт глухим блокпостом. Живут они там предельно замкнуто, и никто не знает положения дел в этом анклаве. Сколько-то они, конечно, продержатся и без внешней помощи.

Это ЗАТО имеет на своей территории «Комбинат «Саяны» сибирского окружного управления Российского агентства по государственным резервам», склады «Росрезерва», проще говоря. Закрома Родины — ранее часто употребляемое словосочетание, частенько произносимое секретным шёпотом. Но где находятся эти самые таинственные закрома, чем они полны и в каком объёме — достоверно никто никогда не знал. Отчасти закрома находятся в Железногорске, где это специальное предприятие работает с 1971 года. В законсервированных выработках горно-химического комбината, в ноздреватом теле огромной горы и хранится стратегический запас страны. Естественно, продукты не должны были лежать там веки вечные, когда подходило окончание срока годности, они уходили через торговые сети, а склады наполняли новым товаром длительного хранения. Это не просто склады с продукцией. На комбинате «Саяны» были разработаны специальные технологии и созданы идеальные условия хранения, позволявшие продлить сроки хранения. Например, сахар у них хранится двенадцать лет. Простому человеку трудно даже представить, сколько ништяка там припрятано. Говорят, что стеллажи с тушёнкой насчитывают до тридцати восьми рядов в высоту. Чего ж не держаться?

Ничего, никуда они не денутся. Как только начнёт заканчиваться жидкое топливо, так и прозреют. Года через два-три взять солярку и бензин будет негде, кроме как в зоне владений Норильского изолята, которому принадлежат новые нефтяные и газовые месторождения правого берега реки, НПЗ и фабрика по очистке газоконденсата. А пока… Лишь бы у них там всё нормально было со всеми этими уранами-плутониями, технологиями да хранилищами отработанного ядерного топлива. Пусть не болеют.