«Вон та брюнетка? – гадал Карл-Иосиф, сидя за обеденным столом во дворце Кински. – Или, может, эта блондинка? Какие плечи, а? Правда, зубы… Нет, пусть лучше это окажется не она. Мне больше нравится рыженькая… и улыбается она как-то особенно, со значением. Наверное, отец имел в виду именно ее…»

И молодой герцог внимательно вглядывался в бесстрастное лицо Клода-Ламораля, поглощавшего оленину со спаржей.

На обратном пути в карете герцог де Люинь-старший внезапно сказал сыну:

– Через несколько дней вы станете мужем Марии-Франс-Ксавьеры Лихтенштейнской. Благодарите!

Юноша покорно приложился к отцовской руке и тут же спросил:

– Но, батюшка, кто же она? Я не знаю девицы с таким именем.

Герцог не замедлил разгневаться.

– То есть как это – не знаете?! Да вы же просидели с ней рядом весь обед!

Карл-Иосиф задумался, а потом, забыв о приличиях, громко расхохотался:

– Вы, наверное, шутите, батюшка. Этой девчонке нет еще и двенадцати!

– Ей пятнадцать, – сухо пояснил герцог. – А вам – напоминаю, коли забыли, – намедни исполнилось восемнадцать. Так что невеста как раз для вас. Надеюсь, вы не собираетесь оспоривать отцовскую волю?

Карл-Иосиф не собирался и спустя всего восемь дней женился.

«До свадьбы мы с моей маленькой женушкой не перемолвились ни словечком, – записал он в дневнике. – Вот как довелось мне совершить тот шаг, который многие почитают за самый важный в жизни. Несколько недель она забавляла меня, а потом стала безразлична…»

Свадьба состоялась в великолепном дворце Лихтенштейнов, одном из самых красивых зданий Вены. Произошло это 6 августа 1755 года.

…Приближалась первая брачная ночь. Несколько престарелых матрон из семейства Лихтенштейн торжественно поднялись на второй этаж дворца и скрылись в спальне молодых. Постель еще была не освящена, потому что прежде следовало положить кое-что под подушки, перины и покрывала.

– Ну вот, теперь Бог наверняка услышит наши молитвы! – удовлетворенно сказала своим родственницам седовласая дама, и те согласно закивали и направились к лестнице. Если бы юный герцог знал, что именно проделали с его постелью эти женщины, он наверняка рассорился бы с ними. Но пока он ни о чем не догадывался и был занят тем, что изумленно смотрел на свое отражение в зеркале.

– Кровать освятили, и герцогиня уже возлегла на нее, – громогласно объявил слуга, одетый в цвета дома Лихтенштейнов.

Де Люинь вздрогнул, прошептал:

– Завтра же прикажу сменить все ливреи на наши цвета! – и обеими руками приподнял полы своего халата. Он был огненного цвета и расшит золотыми попугаями, сидевшими на маленьких зеленых деревьях. – Это он, – горестно прошептал Карл-Иосиф. – Значит, я не ошибся, и даже после свадьбы отец не стал менее рачительным. Что ж, ладно, в конце концов, моя жена еще ни разу не видела сие одеяние, в котором батюшка пережил не один десяток приступов подагры. Однако же и жарко в нем! Все-таки лето на дворе. Пойду. Пора исполнять свой супружеский долг… хотя эта рыжая рухлядь, ей-ей, напрочь отбивает желание.

И герцог решительно шагнул к двери, за которой стоял одетый с иголочки Клод-Ламораль. Он любовно одернул на сыне ветхий халат, сказал мимоходом:

– Как раньше шили, а? Сносу вещи нет! – и ввел новобрачного в опочивальню.

Молодой человек, стесняясь своего вида, быстро разделся и под взглядами добрых трех десятков приближенных и родственников юркнул в постель. Занавески задернули, свет погасили – и де Люинь обнял дрожавшую от страха и смятения жену.

Мария-Франс была не очень привлекательна, но юность всегда свежа, и герцог не сомневался в том, что все пройдет замечательно. Однако тут-то и выяснилось, что именно оставили в постели молодых престарелые кумушки. Мощи! Ну конечно же, мощи святых, которые должны были оберечь от сглаза и сделать обоих супругов плодовитыми.

– Дорогая, это что, пряжка? – возмущенно вопросил Карл-Иосиф, когда ему в бок вонзилось что-то острое. – Неужели это нынче модно – пришивать к ночным рубашкам пряжки?!

– Н-нет, – робко ответствовала Мария-Франс. – Это не мое. Дайте-ка посмотреть.

И юные супруги с интересом оглядели оправленную в золото косточку из пясти святого Иоанна. Благоговейно положив ее на столик, Карл-Иосиф опять притянул к себе молодую герцогиню. Но тут он ощутил под собственными ягодицами какой-то посторонний предмет. С трудом удержав рвавшееся наружу проклятие, новобрачный извлек из-под одеяла косточку святого Галла. За ней последовали три волоска святого Иосифа и несколько ладанок.

– Наверное, это тетушки. Они очень хотят, чтобы у нас с вами были дети, – виновато прошептала Мария-Франс, видя, что молодой муж кипит от ярости.

– Думаю, бесполезно объяснять им, в каких именно случаях мощи святых действительно помогают, – сухо сказал герцог. – Скоро рассвет. Если дело пойдет так и дальше, то мы с вами останемся бездетными. Обнимите меня покрепче, сударыня!

Не успел де Люинь доказать-таки себе и Марии-Франс, что он – настоящий мужчина, как в опочивальню ворвались все те же пожилые дамы. Теперь им понадобились ночные рубашки молодых.

– Я хочу спать, – пытался втолковать теще, едва ли не силком стаскивавшей с него сорочку, Карл-Иосиф. – Вот встану утром и отдам вам ее.

– Да как же вы не понимаете, сударь?! – гневно всплеснула руками госпожа де Лихтенштейн. – Ведь моя дочь была только что лишена девственности! А если эти ночные одежды попадут в руки колдунов?!

Карл-Иосиф вздохнул и безропотно разоблачился. Супруга последовала его примеру. Она была такая сонная, что, кажется, вообще не поняла, что произошло. А вот герцогу спать расхотелось. Он накинул огненно-рыжий халат, вышел из спальни, позвонил камердинеру и приказал подать ему одеться. Молодой муж решил отправиться на охоту, которая всегда помогала ему избавиться от сплина.

– Ну и тоска же эта семейная жизнь! – проговорил он, сбегая по лестнице. – Сегодня вечером мы уедем в Белей. Там, я надеюсь, теща до нас не доберется.

И они уехали. В Праге герцог задержался, объяснив Марии-Франс, что ему надо уладить кое-какие денежные дела. Улаживал он их целых три дня, а помогала ему в этом одна хорошенькая гостиничная служанка – его давняя знакомая. Тем временем Мария-Франс обосновалась в фамильном мужнином замке, и ей там понравилось. Муж бывал дома только наездами, но времени на то, чтобы зачать очередного наследника, ему хватало.

Вскоре началась Семилетняя война, и герцог отправился в свой полк.

– Дорогая, теперь мы будем видеться еще реже, чем прежде, – сказал он жене перед отъездом. – Впрочем, дел у вас хватает, так что скучать вам особенно не придется.

Мария-Франс положила руки на свой округлившийся стан и улыбнулась.

– Возвращайтесь хотя бы к родинам, – попросила она. – Ведь трое детишек без вас на свет появились.