Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В июне 1950 года церемония состоялась в Городской ратуше Окленда. Клео вспоминает:
Судья был очень мил с нами. Он уделил нам больше времени, чем священники, которые обычно формально относятся к проведению бракосочетаний, и провел с нами приятную беседу, напомнив, что нам не следует гневаться друг на друга и всегда понимать точку зрения каждого из нас. По дороге домой нам пришлось делать автобусные пересадки, и на мне было это ужасное коричневое пальто, и, пока мы ждали второго автобуса, птичка с крыши дома капнула прямо на это пальто. И я спросила: «А что это может предвещать?» А Фил ужасно рассмеялся и сказал, что эту птичку прислала его мать.
Фил описывает их двухэтажный дом в рабочем районе на Сан-Пабло-авеню в «Свободном радио Альбемута» (1985): «Дом был очень старым – одной из самых ранних фермерских построек в Беркли – на участке всего тридцати футов в ширину, без гаража, на болотистой почве, и отапливался только плитой на кухне.
Ежемесячная плата за него составляла двадцать семь с половиной долларов, поэтому мы так долго там и прожили».
Его решение быть писателем оставалось в силе, несмотря на стремительный поток отказов от его реалистических рассказов. В начале нового десятилетия он все еще хотел писать «мейнстрим». Поскольку время для писательства было ограничено его работой в Art Music, Фил был вполне готов к тому, чтобы заниматься своим ремеслом в поздние ночные часы. Он использовал маленькую столовую в качестве своего писательского кабинета; рядом с его рабочим столом и печатной машинкой стоял «Магнавокс» и коллекция пластинок (он всегда писал под классическую музыку), а кошки, например Магнификат, неслышно приходили и укладывались спать у картотечных шкафов Фила. Бланки с извещениями об отклонении его рукописей были приклеены к стенам. Клео клянется, что как-то раз семнадцать рукописей было возвращено в один день. «У нас был маленький почтовый ящичек, и они вываливались из него на порог. Он отправлял их снова. Мы оба знали, что Фил обладает талантом. Мы также знали, что непонятно, как быть с этим талантом, если его произведения не будут продаваться».
В гостиной стоял большой телевизор (Фил доверял товарам Холлиса, которые сам продавал), для которого он сделал защитный фанерный ящик. Крыша протекала (они подставляли ведра во время дождя), и мыши гнездились в щелях кухонного потолка. Клео рассказывает:
Мы сидели на нашей маленькой кухне и смотрели вверх на мышиные хвосты. Если ты стукнешь ее по хвосту, то мышь уберется. Когда дошло до четырех хвостов, мы решили поставить мышеловку в нашей маленькой кладовке. Кофейная банка подпиралась спичкой, к которой мы привязывали шнурок. За несколько недель мы поймали тридцать две мыши, относили их на соседние пустующие участки и отпускали. Проходили недели, и хвостов становилось все меньше и меньше, и это стало вызывать у нас нехорошие чувства. Одна из последних маленьких мышек оказалась очень странной и умной. Мы долго думали – и решили оставить ее.
Фил посвящал всю свою раннюю писательскую энергию написанию «мейнстрима» – массивной «Время собираться» и, по меньшей мере, двух дюжин рассказов, которые не сохранились. Его возвращение к фантастике произошло благодаря встрече с Уильямом Энтони Паркером Уайтом, он же – Х. Х. Холмс или (как его знал писательский научно-фантастический мир) Энтони Бучер.
Под своим настоящим именем – Уайт – Бучер делал обзоры новых детективных романов в газетах New York Times и San Francisco Chronicle. Под именем Холмс он писал детективы и сценарии для радиошоу «Приключения Грегори Худа». Как Бучер он публиковал научно-фантастические и фэнтезийные рассказы. Сами по себе рассказы Бучера не впечатлили Фила, но его издательские навыки – да. Он в возрасте тридцати восьми лет, совместно с Дж. Френсисом МакКомасом, основал журнал The Magazine of Fantasy and Science Fiction. В F&SF предпочитали те произведения, в которых особенно ярко выражалась литературная сторона, а не идея научного (пускай и псевдонаучного) изобретения, любимая остальными издателями НФ. Хоть это и нельзя назвать революцией в литературе, но для популярного чтива начала пятидесятых годов это был прорыв.
Бучер был коллекционером записей и ведущим программы «Золотые голоса оперы» на калифорнийском музыкальном радио KPFA. Фил встретился и познакомился с ним в магазине Art Music. Фил позднее напишет в эссе Self Portrait (1968): «Благодаря ему я понял, что человек может быть не только старым, но и старым, и образованным, и получающим удовольствие от научной фантастики». Фил действительно был поражен знакомством с этим человеком. Бучер был человеком весьма доброжелательным и мягким, католиком по вере, но, несмотря на это, умным человеком. Бесконечно влюбленный в книги, Бучер читал на ходу, даже когда ходил по улицам Беркли.
Бучер еженедельно обучал писательскому мастерству в своем доме в Беркли на Дана-стрит, 2643. Вечерами по четвергам каждый, кто вносил взнос размером в один доллар (преимущественно собиралось восемь-десять учеников), мог предоставить свои рукописи на взыскательный, хотя и снисходительный суд Бучера. Он читал эти рукописи вслух, громко, голосом, напоминающим Дилана Томаса[78]. Он постоянно курил, и у него всегда под рукой был пульверизатор. Писатель Рон Гуларт, который посещал занятия Бучера в 1951 году, вспоминает, что тот особо подчеркивал следующее правило для научной фантастики и фэнтези: «Вот вам исходная посылка, из которой следует все прочее: у вас может быть персонаж, который проходит сквозь стены, но никакой другой персонаж в том же самом рассказе не должен быть невидимым. Он нередко ссылался на Герберта Уэллса, говорившего, что свинья, перелетающая через забор, – это фэнтези, но если все животные смогли бы летать – это уже нечто совсем иное».
Изредка на этих занятиях появлялась и Дороти, чьи успехи в «мейнстримном» сочинительстве были не более удачными, чем у Фила. Несмотря на то что он был сердит на Дороти, Фил часто давал ей читать свои рукописи. По ее настоянию Фил посетил несколько этих собраний, но вскоре он стал испытывать те же приступы страха, которые появлялись у него во время занятий в классе. Клео ходила туда вместо него и записывала замечания Бучера по поводу его рукописей. Наконец пришла победа. В Self Portrait он продолжает:
Он не отвечал многим литераторам, но, к моему удивлению, ему приглянулся тот короткий фэнтезийный рассказ, который я написал; казалось, что он оценивает его, исходя из экономической прибыли. Это побудило меня писать все больше и больше рассказов фэнтези, а потом и научную фантастику. После этого в октябре 1951 года я продал свой первый рассказ в тот самый журнал – F&SF, – редактором которого был Тони Бучер.
Рассказ назывался «Рууг» (первоначально озаглавленный Friday Morning), и Бучер заставил Фила несколько раз переделывать текст, прежде чем он принял его. В самой истории повествуется о том, что собака по кличке Борис понимает: мусорщики, которые вывозят отбросы, на самом деле – инопланетные Рууги, которые процветают на пище, помещенной в металлические «жертвенные урны». Борис лает: «Рууг!» – чтобы предупредить своих хозяев, но он их раздражает, и они собираются избавиться от него. Это человеческое безразличие помогает Руугам:
