Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кэндллайт букс»
Третья авеню, 231, Нью-Йорк
Ребекка Эббот
Младший редактор
212 555 0273
CANDLELIGHTPUBLISHING.ORG
«Книги — наша страсть»
Алые буквы на белоснежной бумаге. Красивый шрифт. Класс. Я не отправила мою визитку Брук Майнингер (сдержалась), но, разумеется, послала всем родственникам.
На родителей мои достижения произвели впечатление. Один их сын стал педиатром, другая дочь работала в юридической фирме, но они были в таком восторге, словно я совершила нечто выдающееся. Наверное, ожидали, что мой удел — жить в коробке из-под холодильника.
Мама не уставала перечислять мне тех знакомых, которые, по ее словам, читали книги, изданные «Кэндллайт».
— Сама-то я, разумеется, дамские романы не читаю, разве что иногда беру в библиотеке. Мне нравятся короткие. Легко читаются, а это мне и нужно после того, как уйдут внуки.
— Хорошо, будут тебе короткие, пришлю, — пообещала я.
— Нет, не нужно! — В ее голосе зазвучала тревога. — Теперь я буду покупать их, зная, что от продаж зависит твое благополучие.
Я рассмеялась:
— Не волнуйся, мама. «Кэндллайт» и так получает кучу денег от других людей, которые не читают дамские романы, но покупают наши книги.
Отца книги не волновали. Он заговорил о материальном.
— А какой ты получила социальный пакет? — спросил он.
— Э… полагаю, хороший.
— Полагаешь? Разве ты не обсудила этот вопрос перед тем, как поступила на работу?
— Папа, я не уверена, что был повод для обсуждения. Я точно знаю, что у меня есть медицинская страховка и компания полностью оплачивает услуги дантиста.
— Тебе нужно провериться.
— Что?
— Пройти диспансеризацию. Господи, разве ты не думаешь, что должна заботиться о своем здоровье? — И это говорил человек, который любил все жареное. — А как насчет отпуска?
— Я думаю, две недели… или что-то вроде.
Я услышал, как он, накрыв микрофон ладонью, жалуется матери: «Ты только послушай! Она думает!»
— Папа…
— Может, теперь ты сможешь снять себе квартиру?
— У меня есть квартира.
— Ну… — Он вздохнул. Я сразу поняла, к чему он клонит. — Квартиру только для себя. Или хотя бы с одной соседкой. — Отцу очень не нравилось, что один из моих соседей — мужчина. Флейшмана он никогда не жаловал. — Этот парень, который крутится около тебя… как там его зовут? Тот, что ведет себя как твой бойфренд, но таковым не является.
— Ты знаешь, как его зовут. Он провел в твоем доме прошлое Рождество.
— Точно. Может, теперь ты сможешь сказать ему, что пора искать новое место жительства? Хотя я не понимаю, почему ты не сделала этого гораздо раньше. Теперь ты очень привлекательная девушка, знаешь ли.
«Теперь», — сказал он. А ведь и прежде папа говорил, что я привлекательная, словно не замечал, что я была толстухой.
Я попыталась сдержать раздражение. Знала, что он говорит не о прошлом. За первые восемнадцать лет научилась находить скрытые оскорбления в самых невинных фразах. Нет, он советовал мне отделаться от Флейшмана по другой причине: боялся, что я не успею найти мужа до того, как снова растолстею.
— Флейшман — мой друг, папа.
— Знаешь, я тут прочитал в одном журнале о таких, как он, пока сидел в приемной у врача. Видишь, я пользуюсь положенным социальным пакетом.
Я напряглась.
— Подожди. Ты прочитал в журнале о Флейшмане?
— Конечно. Таких, как он, выделили в особую категорию. Они называются метросексуалами[48].
Я прикрыла трубку рукой, чтобы он не услышал моего гогота. С удовольствием представила себе, как отец, приверженец консервативных взглядов, осваивает популярную социологию в приемной врача.
— Думаю, ты прав.
— И ты считаешь, это хорошо? — спросил он озабоченным тоном.
— Проводились специальные исследования, папа. Это врожденное. Такие уж они от природы.
— Если будешь умничать, я передам трубку твоей матери, чтобы она смогла продолжить рассказ о том, что читали в этом мире последние тридцать лет.
Я рассмеялась. Знала — он этого не сделает, поскольку относился к тем людям, которые старались не затягивать разговоры, чтобы не дать слишком уж нажиться на них телефонной компании. Он заставил меня пообещать, что буду усердно трудиться и схожу к врачу, а я обещала, что постараюсь не вызывать нареканий, которые могут привести к моему увольнению.
— Увольнению?! — воскликнул он. — С какой стати им тебя увольнять? Они должны радоваться тому, что ты работаешь у них, Бекки!
Я быстро закруглилась, чтобы не начать всхлипывать. Такой уж у меня отец. Сначала ругает, а потом начинает расхваливать.
Но через несколько недель я начала склоняться к мысли, что он прав. Не в том, конечно, что «Кэндллайт» повезло со мной. Но вот навязчивый страх перед грозящим мне увольнением отступил. Я начала расслабляться. Проявлять интерес к общению с сослуживицами. Стала настолько спокойной, что впадала в панику уже не при каждом телефонном звонке. И желудок перестало жечь, когда утром я поднималась на лифте в редакцию.
Собственно, по утрам я уже с нетерпением ждала того момента, когда войду в лифт. Ведь всякий раз появлялся шанс подняться наверх наедине с Красавчиком.
Вот до какой степени мне хотелось чего-то романтического.
Как-то утром я вошла в кабину лифта и обнаружила там Андреа. Выглядела она подавленной.
— Что-то не так? — спросила я, подозревая, что очередное собеседование о приеме на работу закончилось неудачно.
Она пожала плечами:
— Обычная тоска, которая накатывает, когда я вхожу в лифт и не вижу мистера Неотразимого.
Мистер Неотразимый?
— Ты про Красавчика?
— Кого?
— Мужчина в лифте. Светлые волосы. Мечтательные карие глаза.
Андреа просияла.
— Ты тоже его видела?
Словно повстречала еще одного человека, который видел гигантских белых кроликов. Я кивнула: