Рот Джонатана опять сжался в узкую линию.

– Вообще-то в моих интересах приложить все усилия. Но она, чего доброго, может подумать, что меня это трогает. Если ей взбрело в голову заставить меня пожалеть о разводе, вынужден ее разочаровать. Мне все равно. Я просто выполняю работу, не утопаю в страданиях.

От того, как напряженно звучал его голос, щемило душу. Я чувствовала, что он не вполне искренен.

– Зачем ты так? – воскликнула я. – Ведь знавали вы здесь и счастливые времена!

Джонатан вздохнул, провел пальцами по лицу и протянул мне руки. Я прильнула к нему, с чувством его обняла и ощутила крепкие мышцу под тонкой рубашкой. Как с ним здорово!

– Мелисса, – прошептал он мне в волосы. – Я пережил больше счастья за шесть месяцев, что встречаюсь с тобой, чем за шесть лет, которые провел в этой квартире.

У меня подпрыгнуло сердце.

– Правда?

– Правда. – Джонатан проложил по моему лбу дорожку легких поцелуев. – Когда мы познакомились, я словно превратился в другого человека и лишь тогда понял, до какой степени был несчастлив прежде. – Он немного отстранился, чтобы посмотреть мне в глаза, и я увидела, насколько серьезен его взгляд. – Ты заставила меня проснуться. Эти поездки по городу! Знаешь, я до дыр залистал путеводители, придумывая, куда бы еще ты могла меня свозить – на фермерские рынки, в старинные замки, в магазины, где продают зонты.

– Серьезно? – Я в шутку надула губы. – А я-то думала, ты увлечен историей Лондона!

– История Лондона меня тоже интересовала. Но в основном влекло к тебе.

Я снова прижалась к нему.

– Было здорово. Даже бродить с тобой по замкам.

– В общем, я твой должник и с радостью отплачу тебе тем же, – пробормотал Джонатан, гладя меня по волосам. – Надеюсь, ты полюбишь Нью-Йорк.

– Не сомневаюсь в этом. – Я отошла на шаг назад. Откуда-то веяло холодом, и беспокоил едва уловимый гул. Не от сигнализации. – Может, э-э, покажешь свой нынешний дом? Этот мне тоже нравится, но…

Я посмотрела ему в глаза, еле удерживаясь, чтобы не сказать: «Но не хочу, чтобы между нами стояла незримая Синди».

Джонатан пожал плечами.

– Послушай, Мелисса, я привел тебя сюда отчасти для того, чтобы ты увидела, что я оставил позади. Мы с Синди продаем эту квартиру, так как ни ей, ни мне она больше не нужна. И поверь, покупателей на жилье в этом здании – видимо-невидимо. Легче попасть в конгресс, чем сюда. Я хочу начать новую жизнь. – Он приковал ко мне магически-напряженный взгляд. – С тобой.

У меня приятно защекотало кожу.

– Хорошо, – пробормотала я, стараясь не показывать ужасного волнения. – Очень… хорошо.

Джонатан склонил голову набок.

– Хорошо?

Я снова приоткрыла рот, но не нашлась, что сказать. Вокруг была обставленная по последнему слову кухня Синди, в углублениях моих коренных зубов еще солонели крошки претцелей[4]от «Американ эрлайнз», а Джонатан заявлял, что готов проститься с шикарной квартирой и шагать в будущее рука об руку со мной. Женщиной, которая, преодолев на самолете несколько часовых поясов, чувствовала себя разбитым корытом, чье платье то и дело приклеивалось к липким от пота ногам…

Слова Джонатана меня ошеломили – в положительном смысле, естественно.

– Британская сдержанность. В минуты сильного волнения… мы… прячем чувства. То есть… – Я извинительно развела руками. – Не кричать же мне «ура!» – ты расстался с женой и продаешь квартиру. А что хочешь начать новую жизнь – это прекрасно. И гораздо полезнее для здоровья, чем хандра.

Лицо Джонатана смягчилось.

– В какую-то минуту мне показалось, ты злишься, что я вожусь с этой квартирой.

– Боже! Какие глупости, – пробормотала я. В голову пришла тревожная мысль. – Ты ведь не здесь живешь? Я имею в виду, не…

Джонатан улыбнулся.

– Нет-нет. Я уже купил новый дом. Надеюсь, в твоем вкусе.

Он вылил холодный кофе в раковину, сполоснул посуду и вернул на место.

– По-моему, мы тут задержались, не думаешь? Давай-ка возьмем такси и отправимся домой.

Он обнял меня за талию и повел из кухни назад в роскошную прихожую. Мой чемодан на ко лесиках на фоне ваз высотой по плечо показался мне карликовым.

Домой. Чудесное слово.

По едва заметному сигналу Джонатана из потока машин вынырнуло такси, и мы отправились в сторону Нижнего Манхэттена. Я прилагала максимум усилий, дабы беспрестанно не крутить головой – по обе стороны мелькали знакомые надписи – и без конца не нахваливать современный кондиционер, так искусно вдыхавший в меня силы.

Джонатан же затянул любимую песню: о жилье и достигнутых успехах.

– Эту сделку я провернул в рекордные сроки. Потому что как только переступил порог, по уши влюбился в дом. – Его глаза сияли. – Можно сказать, он и не побывал на рынке – я собирался взглянуть на него и предложить одному давнему другу семьи, но, едва увидел эти стены, решил: здесь буду жить я. И живу!

– Правда?

Странно. Оппортунизм как будто был чужд Джонатану – поступок отдавал скорее наклонностями моего отца. Тут я опять отвлеклась: за окном проплывал очередной магазин, весь в вы– веснах «Гэп». Огромных. От волнения я заерзала на сиденье.

– Я хотел подыскать нечто совсем не похожее на квартиру в Верхнем Ист-Сайде, где мы жили с Синди, – продолжал Джонатан. – Дом, в котором, если захочу, смогу устроить библиотеку и личный кабинет. И такой, чтобы не приходилось кланяться совету жильцов каждый раз, когда надо вызвать сантехников.

Не подумайте, будто мне было неинтересно, просто, куда ни глянь пестрело столько любопытного, что я лишь кивала, а сама глазела и глазела по сторонам. Голова шла кругом, и море впечатлений уже не умещалось на полках сознания.

– И район совсем другой, – сказал Джонатан. – Помнишь, ты не раз говорила: Лондон все равно что скопище взаимосвязанных деревень. Вот и это словно деревня. Гринич-Виллидж Кое– чем даже напоминает Лондон.

Я взглянула на него и крепче сжала пальцы. В такси мы всегда держались за руки – ни Джонатан, ни я ни на минуту не забывали, что допустимо, что нет, когда вокруг посторонние. И томились в сладкой пытке, ожидая, когда останемся одни.

– Наверняка дом мне понравится.

– Надеюсь, – серьезно ответил Джонатан, и в какое-то мгновение я вдруг догадалась, что он страшно волнуется.

Улочки постепенно сузились, торговые центры и административные здания сменились высокими жилыми домами викторианской эпохи дорога утонула в тени деревьев. Город, в самом деле, будто перестал быть городом. Обитатели Гринич-Виллиджа тут и там выгуливали собак и отдыхали за столиками перед кафе; всякий встречный выглядел тут, как представитель богемы. В дорогом смысле слова.