Экономически выгодный имидж мастера-стилиста нетрадиционной ориентации требует довольно специфичного пиара.

— Привет тебе, о великий и ужасный! — кокетливо мурлыкнула я, давая приятелю понять, что готова разыграть небольшой радиоспектакль.

Обычно-то я к нему попроще обращаюсь: Ивась там или по фамилии — Васильев.

— Ой, да ладно тебе, крошка, чем это я ужасен? — напел в ответ приятель, явно улыбаясь во весь рот. — Хотя, конечно, местами я и вправду велик…

Я живо представила, как из-под недоделанных причесок жертв парикмахерского искусства, шевелясь и волнуясь, потянулись чуткие эльфийские ушки.

— Ты сама-то как после вчерашнего? — заботливо поинтересовался Ивась.

В салоне наверняка воцарилась кладбищенская тишь, даже ножницы не чирикают. А в зеркалах отражаются исключительно круглые глаза: присутствующие заинтригованы и озадачены. Не понимают, что за шуры-муры у голубого парня с какой-то крошкой?!

— Ой, да все мы после вчерашнего не в лучшей форме, полагаю, — я намеренно расширила круг участников загадочных шур и мур до бесконечности. — Лапы ломит, хвост отваливается, зато клиент доволен, как слон! И подтвердил предварительную договоренность по оплате!

Все, теперь коллеги Ивасика будут думать, что он высокооплачиваемый специалист чрезвычайно широкого творческого профиля.

— Чудненько! — не смутился намеками наш герой. — А что квартира в состоянии полнейшего разгрома, так это не беда, мы все тебе поможем с уборкой.

«Все», ага. Вот теперь народ уж точно уверился, что у нас была разрушительная групповуха.

— Не волнуйся, уборку сделают без нас, это подарок от благодарного клиента, — вот это я с искренним удовольствием сообщила.

— Дивненько! — порадовался Ивась. — Побольше бы таких благодарных клиентов!

Это уже явно присутствующим в салоне адресовалось. Думаю, сегодня у мастера на все руки и прочие органы будут добрые чаевые!

— Отдельное спасибо тебе и котику за выносливость! — поблагодарила и я.

Не знаю, как удаленные слушатели вписали в контекст информации о групповухе выносливого котика. Но Ивасик догадался, что речь о выносе картин.

— Все для тебя, крошка! — отозвался приятель. — А что с дровами делать будем?

С разбором простого шифра я не затруднилась: дрова — это что-то тяжелое, сложенное в поленницу. То есть однозначно штабель дедовых художеств в массивных резных рамах. Но специально для слушателей я еще подпустила туману:

— С теми, что остались бревнами лежать у тебя под кроватью?

Клянусь, я услышала, как завистливо и мечтательно ахнул женский голос.

И забила последний гвоздь:

— Пусть отлеживаются, авось еще на что-нибудь сгодятся!

— Изобретательная ты наша, — похвалил меня Ивасик. — Забегай вечерком, порадую тебя чем-нибудь.

«Горячим супчиком!» — попросила я его исключительно мысленно.

А вслух ответила:

— Обязательно забегу, незабываемый ты наш! Все, люблю, целую, до встречи томным вечером! — и, подхихикивая, отключилась.

Уже в такси я сообразила, что не подобрала себе «легенду» и подходящую к ней экипировку для похода.

Кто я? В каком образе не буду выделяться среди аборигентов улицы Сиреневой с ее элитными коттеджами?

— У-у-у, да там, поди, сплошь буржуины живут, ты слишком просто оделась! — упрекнул меня внутренний голос.

— Не смогла сделать выбор между джинсами с кринолином и сарафаном из шиншиллы! — съязвила я.

У меня гардероб простой, функциональный. Из дизайнерских нарядов только авторское пончо из павловопосадкого платка, середину которого я случайно прожгла утюгом.

— Где буржуи, там и пролетарии, — вспомнил внутренний. — Ты могла бы прикинуться безработной уборщицей в поисках нового места.

Воображение с готовностью нарисовало мне образ странствующей уборщицы: сутулой, с пыльными босыми ногами и шваброй через плечо. И с ведром, кокетливо пристроенным на сгибе локтя.

Не хочу быть уборщицей.

— А кем ты хочешь быть? Владычицей морскою? — съехидничал внутренний.

Талантливое воображение послушно переделало уборщицу во владычицу. Она выглядела как русалка с бюстом четвертого номера, в короне и со скипетром. Но скипетр все же предательски смахивал на швабру.

Я почесала макушку (удобно без короны-то!). М-да, надо было подготовиться…

— Кстати, где-то там староверы живут, которых из строящегося Олимпийского парка выселили, — сжалившись, подсказал мне внутренний голос.

— Староверы — это хорошо! — оживилась я.

Староверы — они же скромные, да? Одета я очень простенько, сейчас скучную мину сделаю — и буду типичная староверка.

Или староверша?

— Старовериха! — хмыкнул внутренний.

Я сделала личико постное, как полупроцентный кефир.

Посмотрела на себя в зеркало заднего вида.

Чего-то не хватает…

— Или что-то лишнее, — поддакнул внутренний голос.

Рыжие волосы прозрачно намекали на огненный темперамент, не свойственный скромным старовершам и староверихам, а потому предосудительный.

— Простите, у вас случайно не найдется чистого носового платка? — спросила я водителя, перехватив его любопытный взгляд в зеркале заднего вида.

— Реветь будешь? — добродушно предположил он. — С чего бы? Вроде ты без чемодана.

— И что?

Я озадаченно поморгала.

Какая связь между слезами и чемоданами?

— Ну-у, если чемодан из крокодиловой кожи, то какая-то связь угадывается, — встрепенулся внутренний голос. — Ведь крокодилы горько плачут, когда едят!

Я только вздохнула с прискорбием.

Мне тоже иногда хочется поплакать над своей горькой судьбой. Угораздило же меня родиться с переизбытком фантазии!

— Так это… Доведет мужик бабу, она чемодан соберет, в такси сядет — и к маме, — охотно пояснил таксист. — А в машине сидит и ревет! Или, наоборот, доведет баба мужика, он ее с чемоданом в такси затолкает — и к маме, а она снова ревет! Я уже знаю: если села баба с чемоданом — готовь носовые платки!

— Да ладно, — не поверила я в тотальную бабью инфантильность. — Что, все к маме едут?!

Лично я тех, кто меня достает, самих к такой-то матери посылаю! Или хотя бы к чертовой бабушке.

— Не все, — согласился таксист. — Некоторые к другому мужику уезжают, но те не плачут.

— Вот и я плакать не буду, — сообщила я. — Мне носовой платок для другого нужен.

Заинтригованный таксист выдал мне искомый платок. Я встряхнула его за уголки, пытливо посмотрела на просвет и, признав почти стерильным, ловко сварганила себе экологически чистый головной убор в крестьянском стиле.