Первые предположения о германской операции на севере. – Развитие ситуации в Дании. – Вокруг нейтралитета Норвегии. – 8 апреля в Осло. – Миссия немецкого посланника в Норвегии. – Позиция Швеции. – Усиление нейтралитета или мобилизация в Швеции? – Отсутствие германских военных намерений против Швеции. – Вопрос транзита. – Россия приятно удивлена. – Италия и США. – Подготовка союзников против Норвегии и Швеции. – Военное положение противника

После рассказа о первой фазе операции «Учение Везер» необходимо прервать описание действий вермахта, чтобы коротко ознакомиться с государственными отношениями Скандинавских государств, союзников и некоторых других стран. Прежде всего нужно рассмотреть дипломатические отношения государств.

Заключение мира между Финляндией и Россией в середине марта дало Скандинавским государствам лишь короткую передышку. Уже в конце этого месяца, 29 марта, после тайного заседания военного совета союзников, который рассматривал скандинавскую проблему, шведский посланник в Лондоне сообщил о нескольких не вызывающих сомнений намерениях юридического отдела британского министерства иностранных дел, которые сводились к преобразованию нейтральной трехмильной зоны в «охранную зону» прибрежных вод. Шведский посланник отреагировал на эти предложения в своем сообщении словами: «Это намерение было замечено». В тот же день шведский морской атташе в Берлине сообщил, что на основании беседы с высокопоставленными немецкими морскими офицерами он получил общее впечатление, «что опасность военных осложнений в Скандинавии не стала меньше после Московского мира». В течение последующих недель, по сообщениям из Парижа, Лондона и Берлина, опасность для северных государств усиливалась.

При этом достойно внимания то, что шведскому морскому атташе на основании беззаботных высказываний немецких морских офицеров удалось уже 2 апреля – в день приказа на проведение операции – создать совершенно правильное мнение о германских намерениях. В его донесении начальнику отдела информации шведского штаба вооруженных сил сообщается: «В общем я хотел бы подчеркнуть, основываясь на оценке обстановки, информацию о которой я получил от господина С. М., следующее: была проведена подготовка к противодействию английской высадке, по возможности упреждение ее в первую очередь в Бергене. Я не исключаю, что одновременно необходимо считаться с немецкой акцией против Южной Норвегии – отправка морем войск и, например, в Нарвике – высадка парашютно-десантных войск. Немецкие базы подводных лодок в Северной России являются хорошей поддержкой этому. Отказ от подготовки в Штеттине можно приписать желанию не раскрывать планы, которые в действительности, кажется, не направлены против нас. Лично я не считаю, что откровенные высказывания господина С.М. имели намерение дезориентировать. Теоретически это можно считать возможным. Его высказывания производят в целом впечатление полной честности».

Неясность в отношении того, для чего предназначалось получившее известность скопление корабельного транспорта в Штеттине (115 000 брутто-регистровых тонн), была мгновенно устранена, когда 4 апреля голландский военный атташе в Берлине через немецкого офицера службы контрразведки Верховного командования вермахта получил сообщение о вскоре вступающих в силу планах нападения «Учение Везер» и «Гельб». Естественно, это важное сообщение немедленно было передано представителям затронутых государств. В тот же день шведский морской атташе сообщил в контрразведывательный отдел шведского штаба вооруженных сил:

«Сегодня здешний военный атташе предоставил в распоряжение следующие сообщения. Они являются абсолютно надежными.

На следующей неделе будет осуществлено нападение на Данию (острова).

Это рассматривается как первый шаг нападения на Норвегию.

Одновременно с нападением на Данию или, вероятно, вскоре после этого должно произойти нападение на Голландию и Бельгию.

О Швеции ничего не говорилось…»

Необычно было то, что в дальнейшем все иностранные военные атташе, морские атташе и атташе военно-воздушных сил были приглашены на 7–9 апреля для официальной инспекционной поездки на Западный вал, что указывало на то, что их присутствие в Берлине в течение этих трех дней не было желательно. 5 апреля генерал-фельдмаршал Геринг пригласил всех иностранных дипломатических представителей с военными атташе на праздничную премьеру фильма «Боевое крещение», в котором показывалось использование немецкой военной авиации в Польше. Демонстрация разрушительного воздействия налетов авиации на города оставила, по словам шведского атташе военно-воздушных сил, «тягостное впечатление».

Казалось, что сначала Дания находилась под угрозой разворачивающейся акции. После того как шведский морской атташе и голландский военный атташе, майор Зас, известили в Берлине датского посланника, Цале, тот так же, как и его норвежский коллега, 4 апреля послал сенсационное сообщение своему правительству с особым курьером. И все же уже на следующий день датскому морскому атташе в Берлине, капитану второго ранга Кьёлсену, военная цель такой германской операции показалась неубедительной: «…нужно все же принять во внимание возможность того, что эти донесения были инспирированы командованием вермахта». Этот взгляд побеждал в датских правительственных кругах в течение последующих дней все больше и больше. Датский министр иностранных дел имел беседу с государственным министром Штаунингом, после чего оба доложили королю Христиану X, который решил, что на следующий день эта тема должна быть обсуждена в государственном совете. Кабинет собрался 5 апреля в 12 часов, тем не менее начало его заседания было отложено до 14 часов 30 минут, чтобы привлечь последующие сообщения из Норвегии и Швеции. Казалось, что для спешки вопреки рискованно надвигающемуся сроку нападения не было никакого повода, тем более что запросы в Осло показали в итоге, что там не придают сомнительному сообщению особенно большого значения, и Стокгольм не мог дать какие-либо более точные справки. Официальные шаги в Берлине как попытка получить ясность не были предприняты по совету норвежского министра иностранных дел Кота, который ничего от этого не ожидал. Эта точка зрения совпадала с рекомендациями, которые датский посланник в Берлине дал своему правительству. Кроме того, он опасался, что он, как подписавший немецко-датский пакт о ненападении, мог быть подвергнут общественной критике – с какой стороны она ни исходила бы, если он попросит германское правительство о разъяснении ее подготовительных мероприятий против Дании. Цале также не придерживался взгляда, что такой значительный транспортный флот, о котором было заявлено, необходим для захвата Дании, где и без того интерес представляли бы только базы подводных лодок и аэродромы; Дания же не имела их.

На основании этих впечатлений заседание датского кабинета, состоявшееся 6 апреля в первой половине дня, проходило под знаком определенного оптимизма. Между двумя заседаниями в этот день состоялась беседа между командующими армией и флотом под председательством министра обороны Алзинга Андерсена. При этом выявилось различие в оценке обстановки между армией и морским флотом. Вице-адмирал Рехнитцер считал, что германское нападение на Данию исключено, во всяком случае захват Лесе. Генерал-лейтенант Приор предложил призвать военнообязанных, отслуживших в 1930–1935 годах, для краткосрочных учений, но генерал Гёртц утверждал, что для общей мобилизации потребуется шесть дней. Министр Андерсен, поддержанный Рехнитцером, отказался от мобилизации, чтобы не создавать беспокойство в стране. В воскресенье вечером 7 апреля датский посланник в Берлине проинформировал по телефону об имеющемся сообщении американского морского атташе, что немецкие корабли покинули Штеттин ночью 5 апреля, взяв курс на запад. В своем письменном сообщении на следующий день посланник Цале снова оценил положение Дании как действительно серьезное: «В ближайшем будущем обе воюющие стороны могут поставить нас перед проблемами, для которых не имеется никаких «прецедентов», если не углубляться очень далеко в историю…» Однако, когда министры снова встретились в Копенгагене 8 апреля в 11 часов в первой половине дня, картина изменилась значительно. Ночью британские и французские военно-морские суда поставили мины в трех местах в норвежских территориальных водах. Ранним утром флотилии немецких транспортных и военных кораблей прошли Большой Бельт. Это было связано с акцией союзников по постановке мин. Проход через датские воды не представлял никакого нарушения нейтралитета, так как согласно международным условиям от 31 мая 1938 года проход через проливы Зунд и Бельт разрешался для всех кораблей, а также для военных кораблей воюющих государств. Так как транспортный флот находился уже на севере от Лесе, могло возникнуть мнение, что опасность для Дании миновала. В первой половине дня в датский Генеральный штаб поступило донесение, что моторизованная колонна длиной от 50 до 60 км находится на марше между Рендсбургом и Фленсбургом. Теперь генералы Приор и Гёртц предложили мобилизовать призывной контингент десяти лет, что увеличило бы датскую армию примерно до четырех дивизий (две из которых – в Ютландии). Кажется, что следующими неизбежными мероприятиями были тревога в пограничных гарнизонах и авиаразведка вдоль границ страны. Военно-морской флот должен был мобилизовать призывной контингент четырех лет береговой обороны и кадетский учебный корабль «Нильс Юель» (единственный готовый к выходу броненосец береговой обороны) – заменить рекрутов на отставную команду. Все это министр обороны предложил королю. После дальнейшей конференции сначала было решено привести в боевую готовность армию и созвать состав бронированного корабля «Нильс Юель». Во второй половине дня датский министр иностранных дел Мунх имел возможность переговорить с германским посланником в Копенгагене, доктором фон Ренте-Финком. Когда он услышал о датских планах мобилизации, у него вырвалось: «Это было бы чистым безумием». Он немедленно добавил, что это – его личная точка зрения, которая продиктована дружескими чувствами к Дании. В действительности он еще не мог знать, какая роль была предназначена ему в последующие часы.