–Нет, не было там лейблов,– сказал Ингиберг.– Он был старше нас. Во всяком случае, такое у меня возникло ощущение. Угрюмый какой-то человек. По-моему, он сам много и не говорил, а больше слушал Вилли.

–Почему вы не стали подсаживаться к тем женщинам?

–Не стал, и все.

–Но почему?

–Я…– Ингиберг замялся.

–Что?

–Одна из них была мне знакома,– сказал он.– Мы с ней последние два года вместе учились в Реальном. Хельга. Я ей тотчас узнал, когда они вошли, и просто захотел поговорить, но…

–Не смогли?

–Да. И… не стал.

Конрауд посмотрел в угол, в котором когда-то сидел Ингиберг, в груди которого билось крошечное овечье сердце.

–Вилли ведь говорил с вами об Эскьюхлид,– произнес он.

–Очень часто,– ответил Ингиберг.– Он у него просто из головы не шел. Конечно, в старые времена на Эскьюхлид много всякого народу шаталось.

–Да, конечно,– согласился Конрауд.

–Например, гомики,– сказал Ингиберг.– Они там бывали.

–Значит, вы помните тему гомосексуалистов на Эскьюхлид,– спросил Конрауд.– В вашем детстве?

–Да,– согласился Ингиберг.

Поговаривали, что мужчины нетрадиционной ориентации приходили на Эскьюхлид для любовных свиданий. У полиции напрашивался вопрос, не с этой ли целью туда отправился Сигюрвин. Но у него вряд ли ориентация была нетрадиционная. Его сестра считала, что это исключено, а что он пошел на Эскьюхлид на свидание – и подавно. Такого и быть не могло! Конрауд порою задумывался, не бродили ли в ту пору возле цистерн другие люди, которые не захотели об этом заявлять, потому что в те времена мужчинам нетрадиционной ориентации приходилось трудно.

Ингиберг глубоко вздохнул.

–Наверное, этого не случилось бы, если б я пошел с ним,– тихо проговорил он.

–После посещения бара вы обычно шли к нему домой?

–Иногда,– ответил Ингиберг так тихо, что Конрауд едва расслышал.– А иногда и ко мне. Музыку слушали. Он был хорошим другом. Мне… мне его так часто не хватает! Не хватает мне Вилли.

–Терять друга тяжело,– согласился Конрауд.– Я слышу, что вы по нему скучаете.

–Я очень часто о нем думаю,– ответил Ингиберг.– Скучаю по нему – ужас! Просто жуть как скучаю.

28

Вечером в гости заглянул Хугоу и привел с собой близнецов. Их мама устраивала дома встречу швейного клуба, и Хугоу водил сыновей в ресторан быстрого питания, а на обратном пути они заглянули к дедушке. Конрауд встретил их, как всегда, радостно, любя, поддразнивал мальчишек и угощал шоколадным мороженым, которое хранил в морозилке.

–Как дела?– спросил его сын.– Все еще думаешь о Сигюрвине?

–Нет, навряд ли. С тех пор, как его нашил на леднике, я рассматривал всякие разные вещи,– ответил Конрауд, включая кофеварку.– Надо же чем-то заниматься на досуге.

–Ты хочешь сказать, ты не сдаешься,– заметил Хугоу.– А хочешь выяснить, кто же его так…

–Я хочу сказать, я не даю себе скучать.

Мальчики уселись перед телевизором с мороженым и выбрали, какое кино будут смотреть. Хугоу не стал вмешиваться. Они и так были чересчур шумными, особенно в гостях у дедушки: тот умел «заводить» их,– так что было неплохо, что они хоть ненадолго успокоятся перед телеящиком.

–А по своей работе ты не скучаешь?– спросил Хугоу.

–Нет, не скучаю.

–А когда тебя оттуда выгнали, то скучал.

–Не выгнали меня,– ответил Конрауд.– Я в отпуск уходил на год.

–Ты не сам уходил: тебя в него послали. Ты до сих пор на стадии отрицания – просто невероятно!

–Ну ладно: меня туда послали,– сказал Конрауд.– Но зачем ты сейчас-то об этом вспоминаешь? Какое тебе… Какое это вообще имеет значение?

Конрауд принес кофе, немного удивляясь, куда их завел этот разговор. Он не мог взять в толк, отчего Хугоу припомнил это. Да, его посылали в неоплачиваемый отпуск. Примерно в то же время, когда был совершен наезд на Вилли. Поэтому он мало знал подробности этого дела. Однажды он сорвался, и какое-то время стоял вопрос, допускать ли его снова до прежней работы. Но этот вопрос решили. Слова Марты оказались очень весомы.

Он протянул Хугоу чашку кофе. Тот уродился в мать: втой семье лица были симпатичнее.

–Конечно, тут дело во всем этом,– сказал Хугоу.– И в вас с мамой. И в этом старом деле Сигюрвина. С тобой вообще разговаривать было невозможно.

–Это сложный вопрос, Хугоу. Не знаю, стоит ли нам о нем вспоминать.

–Почему же ты тогда это не отпустишь? Ты больше в полиции не работаешь. Тебя это больше не касается.

–Не знаю. Ведь это была существенная часть моей жизни. Такие дела остаются с человеком навсегда. Я еще могу постараться. К тому же Хьяльталин ни с кем не хотел говорить кроме меня. Это он меня снова туда втянул.

–Несмотря ни на что?

–Да, несмотря ни на что.

–А ты ведь и не надеялся, что труп обнаружат.

–Нет, не надеялся.

–Могу представить себе, сколько призраков из-за этого восстало. Всякие неприятные вещи, которые ты, наверное, хотел забыть. И вдруг все они как вылезут снова на поверхность, и тебе приходится снова с ними бороться!

–Не волнуйся, уж я справлюсь.

Хугоу снял со стоящего рядом столика свадебную фотографию родителей. Снимок был сделан возле Хаутейгской церкви[21] сразу после церемонии. Конрауд был во взятом напрокат смокинге, а Эртна в красивом свадебном платье, и они улыбались друг другу.

–С тех пор уже почти шесть лет прошло,– сказал Хугоу.

–Да. Шесть лет.

Когда Хугоу ушел и увел мальчиков, Конрауд взял фотографию и стал разглядывать. Он почти не узнавал молодых людей на церковном крыльце. Почти не помнил время, когда они жили. Он был долговязый, длинноволосый. Она – с белой ленточкой в распущенных волосах, сильно накрашенная. Ему было 26лет. Она на год старше. Это было в солнечный летний день, последние выходные в июне, и в их улыбках таилась уверенность, что они вместе навсегда. В новостях тогда передавали в основном про контракты на промысел сельди и про рост трав. В большом мире бушевали войны – как и всегда. До свадьбы они несколько лет жили вместе, как водилось в ту эпоху свободных нравов, и в утро перед свадьбой он долго смотрел на нее спящую – и под конец не удержался и разбудил ее легким поцелуем. Затем они лежали в кровати, смеялись и веселились над всей этой ситуацией. В те времена молодежь редко устраивала церемонии бракосочетания, и уж тем более – в церкви, но они все же выбрали именно этот вариант, хотя это и отдавало мещанством. Он даже однажды вечером встал на колени и попросил ее руки. Он предлагал ей сбежать и найти какую-нибудь сельскую церковь и обвенчаться в ней без свидетелей. Она боялась, что разочарует свою родню.