– Понятно, только я думаю, что в порт нас не пустят.

– Штурман, ты не думай, ты лучше пойди ветерок померь.

Через пять минут с сигнального мостика спустился штурман:

– Семьнадцать метров в секунду, северный.

Морев прошел в радиорубку.

– Свяжитесь с оперативным, запросите добро на вход и швартовку.

До входа в порт оставалось минут тридцать хода. На мостик поднялся адмирал, следом за ним семенили сопровождающие.

– Ну, как обстановка?

Это дежурный вопрос флотских начальников, который уместен в любом месте и в любой ситуации. Эдакий аналог гражданского «Как дела?»

– Товарищ контр-адмирал, ждем ответа оперативного.

Вскоре появился вахтенный радиооператор:

– Товарищ командир, оперативный настоятельно рекомендует идти на якорную стоянку. Швартовка на усмотрение командира, сказали, могут выделить буксир.

Травоедов, опытный моряк, конечно, понимал всю сложность ситуации, но и перед болгарскими коллегами нельзя было ударить в грязь лицом.

– Вы, что несете? Какая якорная стоянка? Какой буксир? Позорить меня вздумали? Швартоваться самостоятельно!

– Есть, товарищ контр-адмирал! Прошу всех лишних покинуть ходовой мостик.

Штабные нехотя потянулись на выход. Последним, с явными признаками алкогольной интоксикации, двигался летчик, он недовольно ворчал:

– Чего это я лишний? Я не лишний, я подполковник!

Зам. командующего лишним себя не счел, расположился в командирском кресле и уставился в иллюминатор.

Штурман доложил:

– Товарищ командир, подходим к молу.

– Судовая тревога, судно к швартовке правым бортом изготовить!

Адмирал хотел дать какое-то ценное указание, но сигнал тревоги его заглушил. И слава Богу, не время сейчас.

Когда проходили мимо мола, было видно, как ветер сносит судно.

– Право на борт! Стоп правая! Курс ноль!

– На румбе ноль!

– Так держать! Обе машины четыре вперед!

Судно шло вдоль мола к причалу морвокзала. Морев осматривал в бинокль место швартовки.

На причале был оркестр, встречающие и, слава богу, швартовная группа. За ними, метрах в десяти, стояли массивные скамейки с высокими изогнутыми спинками в духе соцклассицизма. Встречающие придерживали фуражки руками.

Напряжение нарастало, подал голос Травоедов:

– Ну что, командир, справишься?

Морев не ответил. Судно приближалось к причалу, и он дал команду боцману:

– К причалу подойдем носом впритык, градусов под семьдесят, у тебя будет меньше минуты завести шпринг. Как развернемся, сразу заводи прижимные.

Судно шло хорошим ходом прямо на причал, оставалось метров тридцать.

Первым дрогнул трубач, продолжая дуть «Славянку», он попятился назад. За ним двинул ударник, он заскочил за скамейку и инстинктивно прикрылся тарелкой. Почуяв неладное, дирижер обернулся. Увидев надвигающийся форштевень, он с криком «Спасявайте!!!» рванул в сторону морвокзала. Им не «Славянку», им впору было играть «Варяга».

Боцман не подвел, с первого раза закинул бросательный и как мог объяснил швартовной группе, что делать:

– Братушки, мать вашу, не подведи! Конец заводите на дальний кнехт!

Ветер заглушал его крик, и он для убедительности тыкал пальцем в сторону кнехта.

До причала оставалось несколько метров. Травоедов зажмурился в ожидании удара, но братушки не подвели.

– Правая машина пять вперед, левая четыре назад! Руль лево на борт! На баке отойти от конца!

Словно старый паралитик, судно затряслось, заходило ходуном и, издавая звуки, похожие на «и-го-го», начало медленно разворачиваться, удерживаемое на шпринге. Наконец судно как вкопанное встало к причалу. С носа и кормы завели прижимные. Боцман, старый профи, уже устанавливал сходню.

– Обе машины стоп, руль прямо! Отбой судовой тревоги! Флаг перенести!

Бледный, как мел, адмирал сполз с кресла и молча покинул мостик.

Морев спустился в каюту, надел тужурку, фуражку и пошел встречать болгарское начальство.

На полубаке уже стоял Травоедов. Первым на борт поднялся начальник штаба ВМФ Болгарии. Адмиралы обнялись, видимо, их связывала не только служба. Морев представился:

– Товарищ вице-адмирал, командир судна капитан-лейтенант Морев!

– Командир, поздравявам, ви отличен моряк.

Начавший понемногу приходить в себя Травоедов неуверенно произнес:

– А у нас все такие орлы.

Адмирал с офицерами штаба занялись делом, а экипаж мог отдохнуть.

Морева встретили офицеры, которые учились с ним в училище, и он на три дня окунулся в болгарское гостеприимство. Сначала съездили на Белославско озеро, где прекрасно порыбачили. Потом его пригласили на дачу – несколько гектаров с фруктовыми деревьями, большим каменным домом и винокурней. С нашими сараюшками на четырех сотках не сравнить. Дегустировали шесть сортов ракии, впечатлило! В общем, это был социализм с человеческим лицом. Три дня пролетели, как мгновенье.

Возвращались без приключений. Судно напоминало «летучий голландец», живые были только на вахте. На рейде Севастополя даже не пришлось запрашивать оперативного дежурного. Сработал эффект присутствия начальника. Оперативный сам вышел на связь, поздравил с благополучным возвращением и разрешил вход. Ошвартовались на Каменной стенке у родного семьдесят второго причала. Травоедов попросил собрать экипаж. Он тепло поблагодарил команду, отметив высокие профессиональные навыки, и попрощался.

Взяв Морева под руку, он отвел его в сторонку и негромко, но так, чтобы все слышали, произнес:

– Командир, с тобой в море ходить – что льва е…, удовольствия никакого, а страху натерпишься!

Прозвище «Лев» прилипло к Мореву надолго.

Начальник Гидрографии был во всех отношениях человеком выдающимся, и своих подчиненных он хотел видеть людьми разносторонне развитыми и высокопрофессиональными. Особое внимание адмирал уделял воспитанию молодых офицеров, в котором лично принимал участие.

Как правило, это выливалось в различные причуды. Провожая экспедицию в море, он мог запросто дать кому-нибудь задание вести дневник и по возвращении обязательно его читал, или дать задание лейтенанту написать письмо с предложением о техническом перевооружении экспедиции и обязательно на него отвечал, а мог дать задание подготовить доклад о творчестве Чайковского и потом лично на нем присутствовать.

В экспедиционные походы частенько ходили и известные ученые, и представители творческой интеллигенции, в общем, нужно было соответствовать.