– Но у тебя пароля не спросили?

– Нет.

Он откинулся на спинку стула. Объяснил, что всякий раз, когда в журнале регистрации появлялась запись об использовании «GNet», параллельно активировалась и программа «AXcs*82».

– Это название защитной программы, – догадался я.

– Да. Отличная программа. Очень сложная. С переменным кодом. Блокирует все попытки добраться до «Джи-Нет». Но когда программа активировалась, защиту снимали, то есть активировали эту «Эй-Икс».

Я наклонился вперед.

– А ты не смог войти ни в одну из программ.

– Парень, не принижай заслуг старого волка. – Потом добавил с улыбкой: – Кое-что мне все-таки удалось.

Я ждал.

– Я не смог пройти защиту, но сумел найти подпись автора.

– Установил, кто автор?

– Ярлык, который ассоциируется с программой, может что-то сказать об авторе или компании.

Я кивнул.

– Я его распечатал. Обычно ярлык – какое-то жаргонное словечко и идентифицировать автора сложно. Думаю, у нас тот самый случай.

Он развернул листок. Я посмотрел. И понял, что моя часть, что еще держалась за реальность, в этот самый момент потеряла с ней контакт.

Сорок восемь часов назад, аккурат перед тем, как мир взорвался, женщина оставила записку, которая спасла мне жизнь. Написанную, как мне показалось, почерком моей истинной любви. Тогда я думал, что быть такого не может.

Возможно, мне только почудился ее почерк. А может, я увидел призрак… привидение в красном «саабе».

До этого мгновения у меня не было причин отдавать предпочтение любой из этих версий.

– Я в Долине достаточно давно. – Майк указал на распечатку. – Никогда не слышал об этой компании.

Но я слышал. Хорошо ее знал. Точно знал, что это за компания. И компания, и человек, стоявшие за защитной программой в компьютере Энди.

«Стробэрри лабс».

Собака, подаренная Энни в детстве. Стробэрри. Лабрадор.

Прошлое вернулось.

После смерти Энни я на какое-то время взял к себе Стробэрри Вторую, тоже девочку-лабрадора, названную Энни в честь ее первой собаки. Но квартира у меня маленькая, а собаке нравилось блевать. С неохотой мне пришлось отдать ее в питомник. Я пытался убедить себя, что тем самым я примиряюсь со смертью Энни и двигаюсь дальше, но поверить в это не удалось.

Смерть Энни принесла с собой и идею для журнальной статьи. Я написал о неврологии горя. Исследователи уже начали использовать магнитный резонанс для того, чтобы определить участки мозга, ответственные за те или иные эмоции, включая горе. Они картографировали эмоции в режиме реального времени, когда люди думали, чувствовали, вспоминали. Пытались определить, является ли источником горя часть коры головного мозга, ответственная за эмоции, или гиппокамп, где формируются воспоминания. Исследования эти положили начало неврологии привязанности. Если бы могли точно определить ее источник, удалось бы нам смягчить боль утраты?

Признаки Энни встречались повсюду, иной раз совершенно неожиданно для меня. Как-то раз в мою дверь постучались двое мужчин. Представились следователями департамента налогов и сборов и попросили разрешения задать несколько вопросов. Прежде всего пожелали узнать о моей работе. Особенно их интересовало, работал ли я в «Киндл инвестмент патнерс».

– Нет. Я бывший.

– Бывший сотрудник?

– Бывший бойфренд.

Я рассказал им, что встречался с Энни больше года. И уже собрался рассказать им историю ее смерти – укороченную версию.

– Мы сожалеем о вашей потере, – прервал меня один из следователей, повыше ростом. – И вы никогда не работали у нее… получая при этом жалованье?

Я объяснил, что закончил медицинскую школу и пытаюсь освоить профессию журналиста. Высокий вновь оборвал меня:

– Один последний вопрос. Вы летали в Нью-Йорк с мисс Киндл?

Укол душевной боли. Эмпайр-стейт-билдинг. Поцелуй. Я кивнул.

– Но вы не работали ни в «Киндл», ни в «Вестидж»? Вы не имели дела с их бухгалтериями?

«Вестидж». Так называлась компания, ради которой мы и полетели в Нью-Йорк. Одна из тех высокотехнологичных компаний, в которую «Киндл инвестмент патнерс» вкладывала деньги. Я заверил следователей, что не работал ни в одной из этих компаний.

– Находясь в Нью-Йорке, вы присутствовали на совещании, где обсуждалось акционирование компании? – спросил высокий.

Я вспомнил то совещание. Я зашел в конференц-зал, чтобы отдать Энни документы, оставленные ею в номере. Так и сказал: мое присутствие на совещании не превышало двух минут. Мои ответы, похоже, очень их устроили.

– Как я и говорил, – кивнул высокий. – Мы сожалеем о вашей утрате.

– Позвольте спросить…

– Как вам известно, Киндлы – богатые люди, – объяснил он. – Государство хочет убедиться, что они не нарушают закон.

– Это рутина, – добавил его напарник.

Утром я позвонил в «Киндл инвестмент патнерс». Гленн Киндл любил свою дочь. Мне не нравился этот мужчина, он не жаловал меня, но ради ее памяти я хотел, чтобы у нас наладились нормальные отношения. Уж это я мог сделать для моего несостоявшегося тестя.

Но не сложилось. Я не мог поговорить с ним даже по телефону в течение более чем шести недель. Его никогда не было на месте. Как и в этот раз, о чем деловым тоном сказала мне секретарь. Я представился, и ее голос заметно смягчился.

– Ох, Нат! Я очень, очень сожалею. Энни была замечательным человеком.

Диану, секретаря «Киндл инвестмент патнерс», я видел на похоронах, но переговорить нам не удалось. Она объяснила, что мистер Киндл взял длительный отпуск, чтобы свыкнуться с потерей дочери, и улетел в Европу. Я ее поблагодарил.

– Диана. Еще один момент. Если у меня возникнет вопрос по делам Энни, смогу я с ним связаться?

Диана ответила, что нет, но предложила выход из положения:

– Вы можете переговорить с Дейвом Эллиотом.

Офис Дейва находился в высоченном здании и с видом на Бэй-Бридж. Он соединяет Сан-Франциско и Окленд. На полках за столом Дейва стояли книжки по юриспруденции. Без единой трещинки на корешках. Судя по всему, их никогда не открывали. Почетное место у стола занимала клюшка для гольфа.

– У меня встреча в два пятнадцать.

Я посмотрел на часы справа у стола. Ровно два.

– У меня встреча в два ноль пять.

– Чем я могу вам помочь?

Я рассказал о визите следователей из ДНиС. Он воспринял мои слова серьезно.