Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Шутите? – с надеждой спросила Катрин. Она была готова рыдать и судорожно биться головой об стену, лишь бы скорей забыться и погрузиться в темноту, проклиная себя и мир, и видеть только пустоту.
– Я не совсем серьезно. Так, приукрасила кое-что. Только не вздумай ябедничать брату, он убьет меня! Думаешь, Клод не способен на это? Как знать…
– Прошу, прекратите! – умоляла ее Катрин.
Затушив сигариллу, Маргарита простонала:
– Я сегодня в дурном настроении. Дурней не бывает. Срываюсь на всех подряд, ты попалась под горячую руку. Накануне меня бросил любовник. Меня! Мой любовник! Мне так больно… Ну, какой любовник, громкие слова – очередной итальянский жиголо из Венеции, где я его и подцепила, как сифилис, плавая на гондолах. От этой заразы избавиться не так сложно, а последствия останутся на долгие годы. Так и у меня не получается его забыть. Шумел венецианский карнавал, в ходу маски сатиров, шутов и нимф. Он умел вычислять обеспеченных дам, а я умела дать понять, что не против легкого флирта. Его звали Нино – сочное имя! Наверняка псевдоним, а на самом деле Горацио или Джакометти. Не суть. Но как он был привлекателен! Ты не видела таких мужчин, детка. Он был настоящим королем карнавала. Я страдала депрессией, тоска грызла сердце, и я отправилась в Венецию, чтобы развеяться. Не верилось, но Нино вернул меня к жизни. С ним я чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Он отдавал себя без остатка, а я отдавалась ему. От депрессии не осталось и следа, я воскресла. Праздник пролетел незаметно, а я привязалась к подлому итальяшке. Я подарила ему красный «Феррари», о котором он мечтал с детства, и пообещала купить дом на берегу моря, но с одним условием: он отправится со мной в Париж и встретит со мной Рождество. Я не меценат и дорогие подарки просто так не дарю. Нино придется попотеть ради солидной недвижимости. Я не питала иллюзий, что он останется со мной надолго. Жиголо не привыкают к своей госпоже, они как коты – всегда сами по себе. Того и гляди наедятся досыта и улизнут к более привлекательной киске. Такова их мерзкая сущность, но этим они и желанны. Есть ради чего совершенствоваться, и есть чего опасаться. Иногда меня посещала мысль, что Нино относится ко мне как к матери: уважает, боготворит. Я пыталась обмануть себя, что все еще ему интересна. Я ни в чем ему не отказывала, потакала любым капризам. Ничто не предвещало беды. Куда приводят мечты… На днях он исчез, не попрощавшись, но к его чести оставив последнюю записку. Я наизусть помню бегло написанный текст, выучила с первого взгляда. Он писал: «Любимая Маргаритка (так он любовно называл меня со дня нашей встречи), я по-прежнему люблю тебя, люблю, как никто другой, но не суди меня строго! Я не смогу быть с тобой всегда, зная, что покупаю твои чувства. В доказательство своей искренности я отказываюсь от дома на побережье. Он станет для меня непосильной ношей. Благодарю за щедрость, но любовь стоит только самой любви. Она бесценна, и я понял это только с тобой. Прости… Твой ненаглядный Нино».
– Грустно, – прошептала Катрин. Сочувственно слушая откровения сестры Клода, она не решалась прервать ход ее мыслей нелепыми вопросами, хоть их накопилось приличное количество. Дослушав до конца, Катрин забыла половину того, что намеревалась спросить. Причитания Маргариты несколько успокоили ее собственные переживания. Она уже окончательно запуталась, не зная, чему верить, где правда, а где ложь. Но история брошенной аристократки затронула струны ее сердца.
– Не грустно, а больно… – выдавила Маргарита. – Грустно, когда вы расстаетесь на день, а когда тебя бросают – это больно.
– А если Нино вернется?
– Ты думаешь, я прощу его?
– Но вы же…
– Я никогда его не прощу! – отрезала Маргарита. – Он убил мое последнее счастье, а я не привыкла прощать измены. Даже догадываюсь, куда мой прохвост мог податься – наверняка его переманила одна сучка, моя дальняя родственница. Как-то она заметила Нино на моем дне рождения, по дурости и наивности я не скрывала его от чужих глаз, а выставляла напоказ. Она предложила ему более выгодные условия! Это я, старая дура, хотела дотянуть до Рождества. Загнула! Будь я поумнее, то договорилась бы о совместном лете и подарила этот чертов дом. Проклятая вертихвостка меняет мужчин как перчатки, мой сладкий мальчик наверняка поддался искушению. Не удивляйся, если вдруг я решу отомстить – найму убийц и прикончу Нино. Если не мне, пусть не достанется он никому!
«Зловещая баба! С ней лучше не связываться, боком выйдет», – заключила Катрин.
– Он получит сполна! Негодяй! Мерзавец! – сотрясала воздух Маргарита. – Я получила от него выстрел в сердце. Но для него он будет смертельным!
– А где он теперь? Вам не лень искать его, тратить время и силы?
– Где он? Там же, где и облезлая сучка – развлекается в Альпах! Она звонила сегодня утром, кукарекала, как ей нравится кататься на горных лыжах. Убью их обоих, чтобы неповадно было отбивать чужих мужиков! Она постоянно крала моих мужчин. Настанет судный день, они поплатятся за грехи!
– А если убийство раскроют?
– Черта с два!
– Уверены?
– Что мне терять? Моя жизнь кончена, я старуха, на днях сама сдохну. Молодость не вернешь, эликсира жизни не существует. Мой тебе совет, детка: не люби никого, кроме самой себя. Так ты проживешь долго и счастливо, поверь мудрой увядающей перечнице.
– Ценный совет, приму к сведению, – осторожно ответила Катрин, чтобы не гневить разъяренную собеседницу.
За беседой женщины не заметили, как вернулись Клод и принц Сафар, закончившие деловые переговоры. Француз заметно нервничал, щеки его пылали, он часто моргал и проверял карманы брюк. Не в пример де Ронсару принц Сафар выглядел полностью удовлетворенным. Он важно сел на прежнее место и спрятал во внутренний карман бесценные четки, с которыми до этого ни на секунду не расставался.
Прекратив по обоюдному молчаливому согласию разговор с Маргаритой, Катрин сделала вывод, что за кулисами произошло что-то важное, причем не в пользу ее благоверного. Впрочем, она и не пыталась узнать суть происходящего. На примере взбалмошной сестры де Ронсара Катрин уверилась, что лучше не задавать лишних вопросов и не совать нос в чужие дела.
– О чем шумим? – спросил Клод. – Вас с третьего этажа слышно.
Сестричка ответила первой:
– Мы обсуждали предстоящие модельные показы. Сейчас начнется Миланская неделя моды, и я напугала Катрин, что собственноручно прикончила бы нескольких итальянских дизайнеров за непрактичность их последней коллекции.
– Жестоко, – оценил кровожадность сестры Клод и обратился к Катрин: – Она легко это сделает, так как некоторых из них знает лично.
– Им я дам шанс исправиться, – надменно произнесла сестра.
– Я более либерально отношусь к фэшн-индустрии, – заметила Катрин. – Есть высокая мода для искусства, а есть одежда для жизни – я разделяю эти понятия. Согласна, что процентов семьдесят из того, что демонстрируют нам модельеры, я бы под угрозой расстрела не надела, но оценю их эпатаж, красоту и возвышенность. На то она и мода.