Когда все выходят на свежий воздух, я беру себе бокал вина и осушаю его, держась рядом с Сэмом. Он смотрит на меня нервно.

–Что-то не так?

–Да. Нет. Не уверена, вообще-то.

Вмоем животе порхают бабочки. Касс– самая изолированная из жен в четвертой когорте, ее никуда не выпускают. Мог бы Сэм остановить меня, если бы я захотела переломить эту неправильную ситуацию? Майк– это яд: не изящный социальный токсин Джен, а прямолинейная отрава жалящего насекомого.

–Есть кое-что, что я хочу проверить. Явернусь через несколько минут, хорошо?

–Рив, береги себя!

Встречаюсь с Сэмом взглядом и понимаю: он за меня переживает! Смущенно ему киваю и бочком проскальзываю к главному входу в церковь.

Майк разговаривает с небольшой группой суровых на вид мужчин– жилистых, короткостриженых. Этих парней я видела с лопатами или верхом на невероятно шумных машинах, снимающих с дорог покрытие и по новой наносящих его. Майк оживленно, дико жестикулирует. Пара служителей церкви стоит рядом, а в дверях ждут несколько женщин. Язахожу внутрь. Церковь опустела, там остался всего один человек, слоняющийся возле заднего ряда скамеек.

–Кей? Касс?– окликаю я.

Она поворачивается ко мне:

–Рив?..

Под сводами здания темно, и я не могу ничего сказать наверняка, но вид ее густых теней для век наводит на мысли о синяках. Ее платье вполне эффективно скрывало бы следы насилия, если Майк бил ее.

–Ты в порядке?– спрашиваю я.

Глаза Касс обращаются к выходу.

–Нет,– шепчет она.– Слушай, лучше не вмешивайся, о’кей? Мне не нужна помощь. Держись от меня подальше. Ради своего же блага.– Ее голос– тонкий и дрожит от страха.

–Япообещала найти тебя здесь,– говорю я.

–Нет.– Она качает головой.– Он убьет меня, понимаешь? Если решит, что я с кем-то разговаривала…

–Но мы можем тебя защитить! Просто скажи– и мы отберем тебя у него и проходу ему не дадим!

Стаким же успехом я могла не заговаривать с ней: Касс качает головой, пятится к двери, ее туфли стучат по каменному полу. За вуалью лицо не просто испуганное, а переполнено ужасом. Ибелой пудры на ее щеках недостаточно, чтобы скрыть застарелые пятна цвета слоновой кости– кровоподтеки.

Майк ждет снаружи. Если он увидит, как я говорю с Касс, наверняка взбесится. Ия уже сомневаюсь, права ли на ее счет– когда назвала ее Кей, она не выказала признаков узнавания. Но должна ли она? Вконце концов, Кей– лишь псевдоним, и ей скорректировали память. Да и я, проведя десяток дней в симуляции, не сразу сообразила бы, что ко мне обращаются, назови меня кто-то не Рив, а Робин.

Яразочарованно оглядываюсь, задаваясь вопросом, есть ли тут запасной выход. Яодна в церковном нефе. Местечко к себе не располагает, но сейчас ему не хватает того, почти осязаемого чувства враждебности, которое оно источало, когда мы все собрались вместе в наших лучших выходных костюмах, вопрошая, кто станет жертвой сегодня. Дожидаясь, пока Майк закончит дела и уйдет, я хожу по передней части большой церковной залы, пытаясь по-новому взглянуть на вещи.

Мне еще никогда не доводилось стоять перед скамейками. «Что Фиоре держит на кафедре?»– удивляюсь про себя, ближе подходя к алтарю. Кафедра, если зайти за нее, с виду– одно разочарование: простая плита из резного дерева, с прикрученной сверху полкой. На полке– пара бумажных книг, но ни следа автоматического орального ублажателя, на который можно было бы возложить вину за своеобразные манеры Фиоре.

Алтарь тоже довольно скучный: конструкция из гладко отполированного камня, исполненная аккуратных прямых линий. Символы веры– меч и кубок– закреплены на металлической стойке. Ткань фиолетового цвета скрывает каменную столешницу. Тут я присматриваюсь, заинтригованная видом меча. Он довольно странный– лезвие у него прямое, толщиной около сантиметра, с прямоугольным острием. Не будучи заточенной, эта штука походила бы скорее на отполированную до зеркального блеска стальную заготовку, чем на холодное оружие. Умеча– корзинчатая гарда и серый шероховатый эфес– дизайн скорее функциональный, нежели декоративный. Вид оружия заставляет память саднить– фантомный обрубок воспоминания чешется там, где было ампутировано настоящее. Надо думать, я видела такой меч раньше. На внешней поверхности гарды видны едва заметные прямоугольные бороздки, будто что-то от нее отсоединили. Иплоское «лезвие» меча не такое-то простое– оно блестит, как полагается тонкой стали, но над ним наблюдается некая слабо-радужная аура света, еле заметная дифракция.

Меня прошибает холодный пот. Выпрямляюсь и спешу к маленькой дверце, которая виднеется с этой стороны скамьи органиста. Не хочу, чтобы меня застукали здесь и сейчас. Кто-то играет с нами, и мне становится тяжело на сердце при мысли, что это может быть Фиоре или его босс, епископ Юрдон. Они нами манипулируют– и вот оно, доказательство, прямее некуда. Кому я могу про это рассказать? Большинство людей, находящихся здесь, меня просто не поймет, и даже если кто-то что-то понял– у нас нет отсюда выхода, разве что экспериментаторы согласятся освободить нас досрочно.

Мне нужно выбраться отсюда– вот что яснее ясного. Ядействительно уже видела подобное оружие. Это «ворпальный меч»[7]; не знаю, откуда пошло его название. Этот явно списан, но как он сюда попал? Убойная сила таких штук– не в лезвии или острие, они не предназначены для резки. Но… кому же, кому? Ломаю голову, пытаясь найти источник ужасной убежденности в том, что я нахожусь в присутствии чего-то крайне злого, что не может быть соотнесено с невинным экспериментом в области реконструкции истории– ни при каком раскладе. Предательски вычищенная память вновь подводит меня, и, когда я бьюсь головой в запертые ворота собственной былой жизни, осознания, права ли я, не прибавляется.

Права ли я, что Касс– это Кей?

Права ли я, считая Майка агрессором?

Права ли касательно меча и кубка?

Права ли насчет того, кем/чем являюсь сама?

Время ползет с черепашьей скоростью. Яне рассказываю Сэму ни о происшествиях в церкви, ни о синяке под глазом Касс, ни о ворпальном мече на алтаре. Сним хорошо жить, он охотно слушает мои депрессивные разговоры о мире женщин, хотя червь тревоги постоянно точит меня изнутри. Ему точно можно доверять? Яхочу довериться, но все еще не уверена, что он– не один из моих преследователей. Ужасная дилемма. По этой причине я не говорю Сэму, что делаю в гараже или на тренажере. Да и сам он что-то не особо делится тем, чем занимается на своей «работе». Кое-кто из нашей когорты поговаривает об «организации званого ужина», но, если бы мы ввязались в их круг общения, пришлось бы отвечать взаимностью и в какой-то момент пригласить чужаков к себе. Думаю, и для меня, и для Сэма это будет чревато бессмысленным стрессом– нас пока вполне устраивает жизнь на социальном отшибе.