–Что случилось?– дознаюсь я.

–Да вот…– Сэм качает головой, безгласный и несчастный.

Ятянусь к его руке, но он отдергивает ее.

–Проблема во мне?– прямо спрашиваю я.

–Нет.

Яснова тянусь к его руке, хватаю ее и держу. На этот раз он не отстраняется, но все еще кажется донельзя напряженным.

–Ав чем тогда?

Какое-то время кажется, что он не собирается отвечать, но потом, когда я открываю рот, чтобы повторить вопрос, вздыхает и выдает:

–Не в тебе, а во мне.

–Втебе… что?

–Проблема. Во мне. Меня здесь быть не должно.

–Где?– Яоглядываюсь.– Вгостиной?

–Нет, в этом эксперименте.– Теперь я понимаю, что им владеет не гнев, а депрессия. Когда Сэма прессуют, он замыкается в себе, вместо того чтобы вымещать фрустрацию на окружении.

–Так, объясни-ка подробнее, в чем дело.

–Не выйдет, прости.

–Ты даже не пытаешься!– Япридвигаюсь к нему ближе, все еще держа за руку.– Представь, что я– кто-то из экспериментаторов, а ты пытаешься выбить у меня досрочный уход из этой симуляции.

–Гм.– Он странно смотрит на меня.– Вообще-то мы не должны говорить о том, кем были до эксперимента. Это не способствует проникновению в древнюю культуру и, вероятно, мешает…

–Мне можешь рассказать,– говорю я с расстановками, выделяя голосом каждое слово.– Яникому не выболтаю.– Смотрю Сэму прямо в глаза.– Наши отношения должны строиться на доверии. Вэтом обществе нет игр с отрицательной суммой в парах, не так ли?

–Яне знаю.– Он втягивает носом воздух.– Ты можешь выдать меня.

–Кому?

–Своей подруге Касс.

–Чушь!– Яслегка ударяю его по руке.– Давай я пообещаю, что никому не скажу

Сэм задумчиво разглядывает меня.

–Обещай.

–Обещаю!– Яделаю паузу.– Так что случилось?

Сэм сутулится.

–Янедавно перенес операцию на памяти,– медленно говорит он.– Сдается мне, что бо́льшая часть добровольцев Фиоре и Юрдона– тоже. Клиника амнезии– отличное место, чтобы найти здоровых подопытных, забывших бо́льшую часть того, что они знали. Тех, кто отошел на обочину жизни с минимальными социальными связями. Люди, обремененные активными социальными связями, обычно не редактируют себе память, верно?

–Думаю, да. Ну, или идут на такое редко,– говорю я, и во мне пробуждается какое-то новое подавленное воспоминание. На военную тему. Неприятности из прежней жизни– спешные решения в ответ на непредвиденные маневры врага.

–Если только они не пытаются что-то скрыть от самих себя.

–Думаю, это маловероятно.– Явыдавливаю смешок.– Ачто, это твой случай?

–Да, похоже. Уменя довольно узкие эмоциональные каналы. Узкие, но глубокие. Уменя была семья. Ив какой-то момент ее не стало– сейчас уже не скажу почему, но есть вероятность, что я сам этому поспособствовал. Или нет. Ямало помню, и воспоминания, по большей части имплантированные, сфабрикованные– заменяющие то, что я пожелал заменить. Яне рисуюсь– после всего, что произошло, правда перешел грань. Если бы не редактура памяти, покончил бы с собой как пить дать. Ясклонен к депрессии сам по себе, а тут еще потерял все, что было для меня важно в жизни.

Ядержу его за руку, не смея дрогнуть и гадая, как за винно-сырным фуршетом я не углядела, что человек, теперь сидящий рядом со мной и названный моим мужем, омут неведомых страстей, настоящая эмоциональная бомба замедленного действия.

Сэм вздыхает еще раз.

–Что было, то прошло. Даже памяти не осталось. Мне провели редактуру без щадящих смазанных эффектов– такую, чтобы я натурально начал новую жизнь.– Сэм смотрит на меня.– Тебе это знакомо?

«Знакомо? Что?»– подумала я и сперва запаниковала, а потом поняла, в чем его вопрос.

–Да, у меня была операция на памяти,– медленно отвечаю я.– Идаже не одна, как мне кажется. Очень глубокое вмешательство. Мне…– Язапинаюсь.– Мне пришлось читать объяснительную записку от своей прошлой личности.– Вот только было ли в той записке хоть слово правды, или прежнее «я» сплело красивый узор из лжи для кого-то, кем оно собиралось стать– по сути, еще незнакомого?– Уменя вроде были с кем-то длительные отношения. Трое партнеров, шестеро детей, длились более гигасекунды.– Ясодрогаюсь, обдумывая то, что хочу сказать следом.– Яне помню их лиц. Ни у кого.

Явообще ничего не помню. Стаким же успехом это могло случиться с кем-то другим– только и оставалось, что верить посланию от себя к себе на слово. Закончилось все более четырех гигасекунд назад– век и его пятая доля. Сразу после этого у меня был первый сброс памяти, а недавно– еще один, гораздо более точный. Более тридцати лет эти три партнера и шестеро детей были для меня всем, а теперь– лишь подробность моей жизни, сухие факты, сфабрикованная для шпиона безвестного режима полевая легенда.

Сэм наконец отвечает на мое рукосжатие.

–Амнезией я избавил себя от сильных страданий,– говорит он.– Но потом оказалось, что я поспешил. Мне это не требовалось. Боль и страдания– стимул, сигнал к тому, что организм должен предпринять какие-то меры, верно? Яимею в виду хроническую боль– не сиюминутную. Мои эмоциональные страдания как раз хроническими и являлись. С ними нужно было как-то разобраться, а не закрывать на всё глаза. Когда их для меня заглушили, я столкнулся с ужасной пустотой. Чувствовал себя так, будто я– не вполне человек. Кроме того, лишился уверенности в том, кто я такой.

Яглажу Сэма по руке.

–Диссоциативное расстройство?– спрашиваю я.– Или что-то посерьезнее?

–Посерьезнее.– Яслышу растерянность в его голосе.– Пустота так давила, что я… совершил ошибку. Снова влюбился. Слишком рано, но в личность заметную, блестящую, остроумную… и, боюсь, абсолютно чокнутую. Мы заговорили об этом эксперименте в очень сложный для меня период. Мне хотелось тогда выяснить– я реально влюбился или просто обманывал себя. Мы обсудили эксперимент, и не думаю, что были в восторге от этой идеи. Но для меня в итоге дело приняло наисерьезнейший оборот: я зарегистрировался, застраховался и очнулся здесь.– Сэм несчастно смотрит на меня.– Ясовершил ошибку.

–Какую?– Ясмотрю на него, не зная, чем помочь.

–Дело не в неприятии половых отношений,– виновато говорит он.– Просто у меня уже есть человек, которого я люблю. Ия не увижу его, пока…– Сэм качает головой.– Так, ладно. Наверняка ты уже решила, что я– стопроцентный дебил.

–Неправда.– Ядумаю о том, как спасти Касс от рук говнюка, что запер ее у себя дома.– Никакой ты не дебил.– Янаклоняюсь и дружески целую его в щеку. Сэм вздрагивает, но не пытается меня оттолкнуть.– Но жаль, конечно, что мы оба попали впросак.

–Амне-то как жаль,– серьезно вторит он.

Яобнимаю его на мгновение, потому что слова кажутся лишними. Апотом я чувствую дискомфорт оттого, что его тело слишком близко к моему, встаю и иду обратно в гараж. Еще светло, и у меня в голове есть несколько идей, над которыми я хотела бы поработать. Если при спасении Касс из лап Майка последний окажет сопротивление, мне понадобится кое-какое оборудование.