— Знакомься, Лена. Это Эльвира Андреевна Ковалева. Мы с ней летели от самой Москвы и потом добирались вместе на автобусе до вашего райцентра. И к тому же оказалось — ее сын твой непосредственный сосед. Конечно, мне несказанно повезло в этой поездке с попутчицей, — он галантно поклонился Эльвире Андреевне, — а тут еще с шиком довезли до самого места назначения. Алексей Михайлович, — отец подошел к машине, — надеюсь, вы-то с моей дочерью хорошо знакомы и обходитесь без особых церемоний?

Алексей, достававший из багажника отцовские сумки, широко улыбнулся:

— Разумеется, Максим Максимыч, какие тут у нас в тайге особые церемонии. Вот все ваши вещи. — Он хлопнул ладонью по кожаному чехлу:

— Это что у вас, видеокамера?

— Да, решил совместить приятное с полезным: отдохнуть немного и поработать заодно. Вы, как директор лесхоза, разрешите мне кое-что поснимать, с людьми поговорить?

— Ради бога! Секретных объектов в поселке нет.

Иногда, правда, кое-что с неба падает, но не у нас.

Там, километрах в двухстах, за хребтом, много ракетного металлолома валяется. Но туда я вам не советую забираться, фонит здорово.

— Мужчины! — Эльвира Андреевна энергично замахала руками. — О делах потом, успеете еще поговорить. Алексей, подвози-ка мои вещи к дому, а то мы так и до вечера не разойдемся. Вон Леночка босиком выскочила, земля, наверно, не прогрелась еще?

Обувшись и переодевшись в спортивный костюм, Лена помогла отцу перенести вещи в дом. У соседей процедура заняла гораздо больше времени: Эльвира Андреевна своей суетливостью больше мешала сыну, чем помогала. Пока отец отмокал от дорожной пыли и запахов в ванне, Лена приготовила на скорую руку ужин, достала из подвала бутылку шампанского. Отец, порозовевший, в полосатом махровом халате, вошел на кухню, сел у раскрытого окна.

— Папка, тебя не продует? — Лена вытащила из духовки тушенное с овощами мясо, подошла к окну, чтобы прикрыть его.

Отец остановил ее.

— Не надо, дочка, я покурю, если ты позволишь, — и он засмеялся, — чтобы хоть немного мужским духом запахло. — Он глубоко затянулся, задумчиво посмотрел на дочь. — Как я понял из писем, у тебя в этом направлении глухо?

— Папка, — дочь сердито сжала губы, — ты меня допрашивать приехал или, того хуже, сватать?

Выложив из кастрюли в глубокое блюдо сваренную целиком картошку, она обильно полила ее топленым маслом, посыпала зеленым укропом и петрушкой.

— Я, конечно, свинья, что письмо потеряла, но как это ты вдруг в нашу тьму-таракань решил выбраться?

— Все чисто случайно получилось. Набралось у меня недельки на две отгулов, вот я и вынудил начальство меня отпустить. Ох, чует мое сердце: есть тут где разгуляться на воле… — Максим Максимыч воровато попытался двумя пальцами выхватить с блюда горячую картофелину. — «Ах, картошка, объеденье, пионеров идеал, — пропел он и, откусив, продолжил с полным ртом:

— Тот не знает наслажденья, кто картошки не едал».

— Папка, ты как маленький. — Лена отодвинула от него блюдо. — Сейчас ужинать будем.

— А что, дочка, — отец задумчиво оглядел стол, — разве мы одни с тобой это съедим? Давай-ка соседей приглашу, и они вдвоем скучать не будут, и нам веселее. Ты не возражаешь?

Не дожидаясь ее согласия, Максим Максимыч побежал переодеваться. Через несколько минут, подтянутый, в черном джинсовом костюме, с аккуратно причесанным седым чубом, он уже стучался в соседние ворота. Застыв у окна, Лена молила Бога, чтобы Ковалевы не согласились. Но нет, Эльвира Андреевна в голубом брючном костюме, подхватив под руку отца, торжественно прошествовала к ее крыльцу.

Алексей в тех же джинсах, правда сменив рубашку на белую футболку, нес в руках какой-то пакет и две бутылки вина с яркими этикетками. Опередив гостей, Лена птицей взлетела на второй этаж, выхватила из шкафа первое попавшееся летнее платье — простенькое, из легкого батиста — о, она и не собиралась ни перед кем в этом доме особенно выряжаться. Гости уже обосновались в гостиной. Эльвира Андреевна предложила помощь на кухне.

— Что вы, у меня почти все готово, и потом вы и так устали с дороги, — отказалась Лена.

Девушка прошла на кухню. Решила добавить еще ветчины и на всякий случай сварить пельмени. Все-таки за столом двое мужиков.

За спиной приоткрылась дверь. Алексей нерешительно смотрел на нее. Он так и держал пакет на весу.

— Елена Максимовна, меня сегодня соленым хариусом угостили, а с него капает… — Он беспомощно посмотрел на девушку.

— Давайте его сюда. — Она подставила под пакет эмалированный тазик. — Вино с пола уберите, на столе есть место. — Развернув пакет, она осмотрела рыбу. — Это все, чем вы собирались кормить Эльвиру Андреевну?

— Конечно, у меня таких друзей нет, которые бы набивали холодильники деликатесами, — Алексей холодно посмотрел на нее, — и у меня нет годовых запасов пельменей, но будьте уверены, у меня найдется, чем накормить мать.

Лена почувствовала неловкость.

— Извините. — Она старалась не смотреть на него. — Разделать рыбу вы сможете?

— Обижаете. — Алексей снял с вешалки еще один фартук, по-пиратски повязал косынку. В глазах его заплясали веселые чертики.

Лена облегченно вздохнула: кажется, развивать конфликт он не собирается. Шустро расправившись с рыбой, он выложил ее на блюдо, отходы завернул в газету и выбросил в мусорное ведро. Исподтишка наблюдая за ним, Лена обратила внимание на его руки: ровные длинные пальцы, аккуратно подстриженные ногти. Закончив работу, тщательно вымыл их под краном, насухо вытер полотенцем. Во всем чувствовалась обстоятельность, привычка делать все добротно и быстро.

В гостиной Лена накрыла низкий круглый стол скатертью, разложила салфетки, поставила бокалы для шампанского и вина. Под смех и шутки легко управились с шампанским, а потом вошли во вкус и прикончили венгерское марочное вино, принесенное Алексеем. Отец с аппетитом налегал на рыбу, весьма сожалея, что нет пива.

Лена и Алексей сидели рядом, но, кроме брошенных нескольких незначительных фраз, разговор не поддерживали. Изредка он касался ее коленом, словно невзначай задерживал свою руку на ее руке. Она по-прежнему боялась смотреть ему в глаза, в которых нет-нет да и вспыхивал странный огонек. Наконец мужчины вышли покурить, и женщины остались одни. Заговорщицки подмигнув Лене, раскрасневшаяся и помолодевшая Эльвира Андреевна налила ей и себе в бокалы немного вина.

— Давайте, Леночка, выпьем с вами еще раз за знакомство и будущую дружбу. Побуду здесь до конца отпуска, а там видно будет: понравится, насовсем останусь. — Они выпили вино, и Эльвира «Андреевна села рядом с Леной. — Я ведь легкая на подъем и на пенсии уже два года. С кафедры меня не отпустили, преподаю вполсилы, чтобы уж совсем от тоски не зачахнуть. — Она отпила глоток вина. — Я ведь тоже вдова, девочка. Одиннадцать лет назад потеряла самого дорогого мне человека, Лешиного папу, Михаила Алексеевича. Он преподавал в Лесной академии, был доктором наук. Два месяца дома не был. Вечером возвращались от друзей, и вдруг какой-то юнец на папиной „Волге“ с подружками, пьяный… въехал на тротуар. Михаил Алексеевич меня оттолкнул, а сам не успел… Скончался через два часа… — Она промокнула глаза носовым платком. — Алеша в то время был в Афганистане, тогда только-только войска ввели, год прошел или два, строго было. Не смог он приехать, так что хоронила его одна, правда, родственники помогли, друзья…