***

Федору показалось, что челюсть Дерябина, как в американских мультиках, со стуком упала на стол. В изумлении глядя на Федора, директор молча, как зомби, протянул руку, взял рюмку, выпил и поставил ее на место. Ну, не таки ли моменты наполняют нашу жизнь смыслом? Только, экими, право, странными они иногда бывают! Федор еще секунду наслаждался произведенным эффектом, и начал выкладывать.

Он совершенно честно рассказал обо всем, кроме Кати. По мере повествования на лице Дерябина, как у зрителя на премьере талантливой, но в высшей степени неоднозначной пьесы, первоначальное недоумение сменилось сначала саркастическим недоверием, которое в свою очередь перешло в стадию полного сопереживания, и завершилось неимоверным облегчением.

— Так, я правильно понял, что деньги… э-э… у вас, здесь? — в сладостном предвкушении неожиданного хэппи-энда, но все же еще самую малость не веря в него, спросил Дерябин.

— Ну, да, у меня, — развеял последние сомнения директора Федор. — Только не здесь, а в надежном месте.

— Ну, да, ну, да, конечно! — с таинственно-понимающим видом воскликнул Дерябин и повторил, выставив вверх единственный свой указательный палец: — В надё-ожном месте!

— Евгений Эдуардович, ну, вы поймите, мне же нужно было выяснить, что это за деньги, чьи они, чтобы, как минимум, понять, кому их возвращать! — начал было извиняться за предшествующий признанию спектакль Федор, но Дерябин замахал на него руками:

— Перестаньте, Федор Андреевич, умоляю вас! Вы все сделали правильно! На самом деле, ну, не могли же вы прийти ко мне, причем не сами, а по моему, заметьте, приглашению, и начать общение с этой совершенно фантастической истории! Но самое главное, что подавляющее количество людей вообще бы этой истории мне не рассказали бы. Люди попытались бы, воспользовавшись ситуацией, присвоить себе то, что им не принадлежит. Вы, Федор Андреевич, приняли правильное решение. Боле того, спасая деньги от лап нашей доблестной милиции, вы сильно рисковали. И, уверяю вас, вы об этом не пожалеете!

С этими словами Дерябин, театральным жестом достав из кармана пиджака мобильный телефон, набрал на нем какой-то номер. Но уже по первым словам разговора Федор понял, куда директор позвонил.

— Добрый день, это Дерябин, завод «Конвейер», — сказал он в трубку. — Здравствуйте, Юля! Да, разумеется, знаю. Да, это, конечно, ужасно, но жизнь продолжается, надо работать, работать. Кстати, весь ваш маленький дружный коллектив на месте? Да, я знаю, Федор Андреевич здесь, у меня. Кстати, Юля, передайте, пожалуйста, всем, что с сегодняшнего дня обязанности безвременно покинувшего нас Алексея Дмитриевича Куницына исполняет он. Да, я же ясно сказал — Федор Андреевич Ионычев. Попросите от моего имени этого вашего… кадровика… да, да, Гобатова, чтобы подготовил официальный приказ. За чьей подписью? За моей, как главного акционера вашей компании. Пусть проконсультируется с вашим юристом, как все правильно оформить. Вам все понятно? Ну, вот, и отлично. Да, всего доброго!

Федор почувствовал, что теперь челюсть отпадает у него. А Дерябин, словно спохватившись, хлопнул себя по лбу:

— Ах, да, простите, Федор Андреевич! — с улыбкой обратился он к Федору. — Я, кажется, принял решение прежде, чем узнал ваше мнение по поводу моего предложения. Которого я вам, кстати, еще и не сделал, ха-ха! Остается уповать на то, что вы не против, или я попаду в глупую ситуацию! Суть предложения, я думаю, вам ясна. По поводу того, что вы справитесь, у меня лично нет никаких сомнений, остается утрясти денежный вопрос. Как вам тысячи четыре долларов в месяц — для начала? Согласны?

У Федора все плыло перед глазами, не столько от выпитого, сколько от осознания своего стремительного, как старт ракеты, карьерного роста.

— Я бы никогда не осмелился поставить вас в неловкое положение, Евгений Эдуардович! — с пиететом в интонациях ответил Федор. — Да и глупо было бы не принять столь любезное предложение. Разумеется, я согласен.

— Ну, вот и отлично! — воскликнул Дерябин, снова берясь за бутылку. — За это совершенно необходимо выпить! Хватит уже за упокой, пора за здравие! В конечном итоге, наша смерть должна оставаться нашим личным делом. Король умер, да здравствует его преемник!

«М-да, недолго звучали траурные барабаны! — не смог не отметить про себя Федор. — Неужели все-таки деньги — лучший антидепрессант?» Махнули и, словно услышав мысли Федора, Дерябин вновь стал серьезно-печален.

— А ведь я оказался не прав, — задумчиво покачал он головой. — Кто-то Алексея на самом деле заказал, надо будет с этим разобраться.

Во как! Дерябин-то, оказывается, не понял того, что стреляли-то на самом деле в него, Федора! Или он вообще информацию Федора об охоте на него не воспринял, посчитав ее типичной манией преследования? Класс, уж не маньяком ли он представляется своему новому работодателю?!

— Вы считаете, Евгений Эдуардович, — с уместной долей обиды в голосе осторожно начал возражать он, — что мое видение обстоятельств убийства внимания не заслуживает?

— Да, да, конечно! — дернул кистью Дерябин. — Вы зря полагаете, что я хоть что-то из вашего рассказа пропустил мимо ушей. По латыни это называется «аберрацио иктус» — случайное отклонение удара. Целили в вас, попали в него. Версия интересная, особенно учитывая эти два происшествия, которые вы трактуете, как покушения на вашу жизнь. Так вот, эта версия была бы жизнеспособной, если бы не одно обстоятельство. Я, конечно, никогда не смотрел на мир в прицел ночного видения и допускаю, что сквозь него непросто отличить одного человека от другого. Но вы говорили, что прежде, чем перебраться в спальню, голубки сначала ворковали в другой комнате и, надо полагать, не в темноте. Разумеется, стрелок занял позицию заранее и имел время рассмотреть, в кого он стреляет. Вероятно, за Алексеем в этот вечер следили, довели до места и решили, что лучшего случая ликвидировать его не будет.

«Да, черт, как же я об этом не подумал? — ругнулся про себя Федор. — Шерлок Холмс хренов!»

— Хорошо, я допускаю, что за ним могли проследить до подъезда, — не унимался, тем не менее, он. — Но как стрелок узнал, в какую квартиру жертва направляется? Не до двери же, на самом деле, киллер жертву сопроводил?

— Ну, конечно, нет, — снисходительно усмехнулся Дерябин. — Мне не хотелось бы задевать ваши супружеские чувства, но можете ли вы быть уверены, что Куницын в этот вечер был в вашей квартире впервые? Нет. А если так, то все сходится. Алексея, что называется, «вели» и, разумеется, давно определили все «прикормленные» места.

Во взгляде Дерябина было искреннее сочувствие. Федор почувствовал, как внутри него атомным грибом разрастается ярость — на потаскуху-жену, на покойника — любителя клубнички из чужих огородов, на безупречную логику собеседника. Ах, как тяжела ты, шапка рогоносца!

— И, вдобавок, — не замечая потемневшего лица Федора, продолжил свои рассуждения Дерябин, — из слов вашей супруги: «лучше бы я не включала свет…» вы сделали вывод, что парочка с самого начала… м-м… общалась в темноте. Но, во-первых, в момент звонка вам ваша жена находилась в состоянии аффекта, и к любым ее словам следует относится критически. Разве сами вы не сказали, что она общалась с вами в высшей степени странно? Во-вторых, разве невозможно, что свет был выключен только тогда, когда все уже произошло, и они просто легли спать? Правда, в любом случае это можно уточнить у вашей супруги…