— Смотри сама не проиграй, — вклинилась третья. — Лично не видела, но, говорят, потенциал у неё очень…

— Что «очень»?! Никто не видел же, проверку дара они все раньше прошли! Так что это ещё неизвестно, очень или не очень.

Сначала девчонки, теперь Ниике, рванувшая от меня словно от чумного…

«Что за проклятый день! — подумал я. — Всё сегодня против меня».

Захотелось снова психануть и сделать что-нибудь эдакое. Руки уже даже начали складываться для какого-то пока не оформившегося заклинания, когда меня словно обдало ушатом холодной воды. Волна мурашек пробежала по телу, подымая дыбом волоски, и в мою голову неожиданно пришла очень трезвая и чёткая мысль:

«Хочется что-то делать? Делай свою работу!»

И руки мои немедленно опустились, разжимаясь, а с глаз словно спала пелена, и я пробормотал, тряхнув головой:

— Чёрт, Паша, ну в самом деле, с кем ты соревноваться решил, с детишками? И обижаться на них? Ты же старше вдвое!

Я вновь прокрутил перед мысленным взором события сегодняшнего дня и понял, что действительно в эмоциональном плане стал напоминать подростка пубертатного периода, а не взрослого человека.

— Инквизитор я или так, погулять вышел? — зло прошептал я самому себе.

И взяв волю в кулак, я с гордо поднятой головой отправился на чердак, работать работу. Как и подобает настоящему чекис… э-э, святому отцу.

Правда, сразу не получилось.

В лёгком полумраке моих недопентхаусных апартаментов меня ждало ещё одно испытание на прочность — Элеонора.

Всё такая же невероятно красивая в своём обтягивающем чёрном одеянии и снова по-хозяйски расположившаяся в драконьем кресле посреди комнаты.

Я не стал отказывать себе в маленькой мести, врубив локальное поле антимагии, тут же кресло развоплотившее. На пол девушка, конечно, не хлопнулась, боевого магистра так просто врасплох не возьмёшь, но подскочить, чтобы не упасть, ей пришлось. Я попытался её схватить, дабы нагло и грубо поцеловать, но она легко вывернулась и, плавно сместившись на пару метров вбок, строго произнесла:

— Нет, Паша!

— Что, аватар лучше? — уязвлённо, забыв совершенно про обещание быть выше всего этого, поинтересовался я в ответ.

Элеонора сверкнула резко сузившимися глазами, фыркнула и бросила мне:

— Дурак.

— Наверное, — мигом остыв, ответил я, коря себя за несдержанность. — Извини, не хотел. Вырвалось.

Убрал поле антимагии, прошёл за стол и, сев, опять взглянул на магичку.

— Так зачем ты здесь?

Она снова создала кресло, правда, другое, поскромнее, присела, после чего задумчиво, словно не зная, с чего начать, потеребила прядь.

— Ну, говори уже, — поторопил я её.

— В общем, Паш… — Элеонора вздохнула и решительно произнесла: — Мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты присмотрел за Вигиром.

— За кем? — поднял я бровь.

— За Вигиром, — повторила собеседница. — Это новый адепт проклятий.

— Аватар, значит, — произнёс я ровно, не дав эмоциям прорваться наружу. Одному Магнусу ведомо, сколько усилий мне стоило сдержаться и не начать сквернословить. Мало ему всего, так я теперь ещё и функции няньки при нём должен исполнять!

Нет, определённо, всё сегодня задалось целью окончательно вывести меня из себя.

Кое-как утихомирив бурю внутри, теперь уже я глубоко вздохнул и ответил:

— Нет.

— Почему? — попыталась заглянуть мне в глаза девушка.

— Потому, — отрезал я.

— Ну пусть он хотя бы поживёт у тебя…

— Да вы издеваетесь?! — не выдержал я. — Может, мне его ещё и к себе в постель под одно одеялко положить?!

— Пожалуй, это было бы уже лишним, — дипломатично прокомментировала магичка, чуть дрогнув уголками губ.

— А что ты его к себе не поселишь? — выдвинул я встречное предложение.

— Я — его преподаватель. Как ты это себе представляешь?

— Ну, я-то себе нормально представляю, — хмыкнул я, — надо мной эксперименты ставить ты не стеснялась. Постоянно ко мне вламывалась на ночь глядя…

— Опыт, надо признать, был не очень удачный, — ответила Элеонора, ничуть не смутившись.

— Не то слово, — буркнул я. — Ладно я, всего-то психологическую травму заработал, а паренёк, чего доброго, пожизненно импотентом останется.

— Хочешь сказать, я такая страшная? — спросила Элеонора. И вроде задан вопрос был спокойно, с лёгкой отстранённостью в голосе, но почудились мне в нём подводные камни, которые я постарался аккуратно обойти.

— Ты красивая, и только слепец может утверждать обратное, но являлась ты, дорогая моя, словно ужас, летящий на крыльях ночи. Такое появление, уж извини, лично меня не возбуждает.

— Ты изменился, — пробормотала девушка после недолгой паузы, внимательно изучая взглядом моё лицо.

— Как?

— Стал разговаривать на равных, — констатировала собеседница.

Я подумал немного и согласно кивнул.

— Пожалуй, да. Но согласись, хоть я и остался твоим учеником, статус мой тоже весьма изменился. Впрочем, об инквизиторах ты знаешь больше меня.

— Знаю, — кивнула она, — вот только никто из них не менялся так резко характером и поступками.

— Три месяца в одиночной камере мало кого оставляют прежним.

Она вздохнула, ничего больше не сказав, но вдруг с такою мольбой во взгляде посмотрела на меня, что я невольно размяк, не в силах сопротивляться женским чарам. Будь это простой игрой, я бы понял, но нет, взгляд был абсолютно неподдельным.

— Зачем тебе это? — задал я вопрос, мысленно проклиная себя за мягкотелость.

— Боюсь я, — ответила Элеонора. — Он действительно может стать аватаром, точнее, он, возможно, уже аватар, ему просто нужно пробудить до конца сродство со своей магией. Вот только дадут ли ему эту возможность?

— Думаешь, попытаются убить? — поинтересовался я, внезапно ощутив профессиональный интерес.

— Тебя же пытались, — заметила девушка.

— Эльфы? — больше уточняя, чем спрашивая, произнёс я, на что магичка кивнула и сообщила:

— Но не только они. Ведьм многие не любят. Тысячелетиями с ними боролись, уничтожали их. Только приход нелюди и развал старой империи вывел конклав ведьм из подполья. Время было такое. Чтобы удержать наступающего врага, инквизиция изыскивала любые резервы. Всё что угодно, лишь бы не дать им поглотить людей. Всё, что ранее было под запретом: демонология, некромантия, магия крови, ведьмовство…

Её слова вдруг всколыхнули что-то во мне, и я, глядя на сжавшиеся до хруста в казанках кулаки, глухо и с каким-то ожесточением высказался: