возложенную на тебя миссию. С другой стороны, оказав мне эту услугу, ты совершишь благое деяние, которое улучшит твою карму…

Они двинулись в обратный путь по переходам и коридорам; свернули уже в другие, незнакомые, после чего предстали перед массивной дверью книгохранилища. Та была заперта, и ее следовало открыть ключом с головой демона. Пять Защит без малейших колебаний сделал это собственной рукой.

— Мне интересно было бы узнать, — заметил в этот момент лама, — как ты собирался проникнуть сюда без моей помощи? Несомненно, ты догадывался, что дверь надежно заперта.

Молодой монах, мало-помалу вернувший себе присутствие духа, ответил:

— Позволь и мне сохранить свою тайну!

Ответ вырвался у Пяти Защит необдуманно. И он сам понимал, какой глупой бравадой это звучит. На самом деле он даже не представлял, каким образом удалось бы ему завладеть сутрой, если бы ключ не вложили ему прямо в руки. Пять Защит пообещал себе, что по возвращении домой непременно обсудит дилемму лжи и правды с наставником.

У того, должно быть, существовали весьма глубокие и основательные причины послать его сюда без четких указаний, заставляя импровизировать и при этом поручая столь деликатное дело! Если только наставник не полагался на умственные и физические качества Пяти Защит в такой степени, что понадеялся, будто тот способен бесшумно пройти сквозь запертую двойную дверь, незаметно завладеть одной из самых драгоценных книг, очень быстро отыскав ее среди тысяч свитков, а потом преспокойно покинуть монастырь — украдкой, как и вошел в него!

— Вот она, на столе. Можешь взять ее, — сказал лама, указывая на лакированный бамбуковый футляр.

Пять Защит открыл футляр, чтобы удостовериться, что он покрыт изнутри красным шелком с фениксами. Чуть развернув свиток, он окончательно убедился, что перед ним труд достопочтенного настоятеля из Лояна, и только тогда не удержался и вздохнул с облегчением.

— Теперь мне остается только передать тебе важную посылку, о которой я говорил. Ты увидишь: она не слишком тяжела… — Лама ненадолго исчез, чтобы вернуться с корзиной, прикрытой куском белой ткани с вышитыми на нем символами монастыря.

Посылка вовсе не казалась страшной. Ивовая корзинка походила на те, в каких переносят и хранят продукты — и порой подвешивают в доме к балке, от мышей. Она выглядела так знакомо и буднично, что юноша совершенно успокоился. А успокоившись, посмотрел на ламу новыми глазами. Теперь ему стало ясно, что тот вовсе не похож на сурового аскета с запавшими глазами; наоборот, этому человеку свойственны внутренний свет и кротость, какие бывают лишь у добрых и сострадательных людей, — ведь таким лама показался и в те первые мгновения, когда Пять Защит едва вошел в монастырь!

Невольно вспомнилась фраза, которую так любил повторять юным послушникам наставник Безупречная Пустота. Эти слова великий учитель дхьяны вписал и в начало текста, который сейчас бережно прижимал к сердцу Пять Защит: «Вообразите сострадание и нежность, с которыми Блаженный Будда смотрит на человеческих существ, а потом поступайте, как он; и тогда, в свою очередь, вы сможете однажды стать Буддой!»

И теперь Пять Защит был совершенно уверен: лама сТод Джинго — добрый человек и если он позволил ему вынести из книгохранилища «Сутру последовательности чистой пустоты», это говорит о чрезвычайной важности той услуги, о которой он попросил взамен.

Молодой монах держал в левой руке продолговатый футляр со священным текстом, а в правой — покрытую тканью корзину; его переполняло ощущение серьезности возложенной на него миссии… Пять Защит уже приготовился распрощаться, но тут лама сТод Джинго жестом призвал его к терпению и снова куда-то исчез, но вскоре вернулся, ведя на поводке огромную желтую собаку. Юноша насторожился: псина казалась не меньше теленка и в открытой пасти поблескивали внушительные клыки.

— Мне может понадобиться это… животное? — озадаченно спросил Пять Защит, принимая поводок.

— Это пастушья собака. Познакомься — ее зовут Лапика. Она приучена пасти и охранять стада яков, но не только. Не бойся ее. Ни волк, ни медведь, ни снежный барс не будут страшны, когда она рядом.

— Но она не…

— Поверь, она будет тебе очень полезна. Не так ли, моя Лапика? — и сТод Джинго приласкал собаку, которая в ответ радостно завиляла хвостом.

— Большое спасибо! Бесконечная благодарность тебе, добрейший лама! С Лапикой мое возвращение станет намного легче! Да благословит тебя Блаженный Будда!

Ученик Безупречной Пустоты растерянно произносил положенные формулы благодарности и прощания, размышляя: а почему, собственно, лама так уверен, что ему в дополнение к корзине провизии необходима еще и гигантская собака желтой масти? На пути сюда монах не встречал особых опасностей. Почему обратный путь должен отличаться? Почему медведи, снежные барсы и волки чаще встречаются на дороге от Самье до Лояна, чем от Лояна до Самье?

— Да пребудет с тобой Будда. Тебе понадобится его защитный Свет! Но я уверен, что все кончится благополучно. Вне сомнений, ты доберешься до дома! — тихо проговорил сТод Джинго, и его тон смутил Пять Защит еще больше.

В тот момент, когда лама сТод Джинго запирал за ним наружные, самые тяжелые ворота монастыря, Пять Защит уже не сомневался, что в пути его ждет немало сюрпризов.

Но он даже представить не мог, каких именно!

ГЛАВА 7

ОАЗИС ТУРФАН, ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ

— О Благословенные Сыновья Правой Руки, поднимитесь на деяния милосердия во имя пресвятого пророка Мани!

На этих словах радостно грянул целый оркестр арф, лютней, ситаров и флейт.

В середине трансепта,[20] перед алтарем Благословения в виде мраморного стола овальной формы, стоял Море Покоя, глава манихейской церкви Турфана. Алтарь был уставлен кубками, блюдами с пшеничными лепешками, а в центре возвышался большой кувшин виноградного вина. Глава церкви ритуальным жестом приглашал всех правоверных собраться вокруг огромной восковой свечи, которую в этот момент зажег один из его прислужников по имени Луч Света.

Все присутствующие были облачены в белоснежные одеяния; считалось, только такие единственно достойны для совершения священной трапезы Избранных.

Поскольку в храме собрались сегодня в основном слушатели, а никто из них не имел права участвовать в этом обряде, то еда сейчас означала лишь символ жертвы. Море Покоя жестом направил троих прислужников перенести блюда к основанию жертвенника. Яйца, сушеные овощи, апельсины и финики составляли обычные подношения: самое малое, полтора месяца лишении для тех семей, которые нынче были милостиво допущены к обряду.

Только посвященные имели право свободно присутствовать при любой церемонии. Их разделяли на две категории. На вершине находились Избранные, которых называли еще и Святыми. Ниже