― Невозможно иметь двойку по боевой магии и тройку по прорицанию! ― усмехнулось зло. 

― У меня тройка по боевой и четверка по прорицанию, ―  не согласилась я. И даже немного обиделась.

― Когда я рисовал тебе четверку, у меня рука дохлого ректора дрожала, ― парировало зло. ― В итоге я открыл путь в астрал. Нашел там душонку. Причем, нашел по крикам: "Оборотень! Там оборотень!". 

Я слушала и представляла черные доспехи, которые волокут по земле рыдающую душу: «Все, собачка ушла!», ― успокаивает зло всхлипывающего ректора. 

 ― Такие вещи отнимают много сил, ―  почему―то погрустнело зло. ― Добро всегда отнимает много сил, моя сладкая заноза в сердце. 

― Я вообще слабо верю в то, что такое возможно! ―воскликнула я, нервно ломая себе пальцы. Неужели он дряхлый старик? От этой мысли мне почему―то хотелось плакать. Ведь я... Ведь я... 

― Жалостливая история, не так ли? ― произнесло зло. ― В итоге что? Ректор живет и здравствует. Министр испортил ритуал, как только получил душу сына.  Мое тело осталось в астрале. А душа приняла идеальную форму шара. И тот ритуал, который мы с тобой перерисовали,  должен открыть путь в астрал и вернуть мне мое тело. 

― А сколько тебе лет? ― спросила я, боясь услышать ответ. ― Сто?

― Сто золотых ― это пенсия, которую министр может засунуть себе туда, откуда взял сына―идиота, ― едко заметило зло. ― Мне две тысячи лет.

― Я не думала, что столько можно прожить, ― удивилась я.

― Можно, если убивать идиотов на подлете к нервной системе, ― рассмеялось зло. ― Так, я не понял? А что это ты так расстроилась?

― Ничего, ― шмыгнула я носом. ― Все в порядке.

Ну как же так! Неужели он дряхлый старик?

― Иви, гадость моя ненаглядная, что это у нас опять началось? А? ― послышался обеспокоенный голос зла.

«Две тысячи лет!», ― звучало в голове, как приговор. Перед глазами мельтешил вредный седой старик.

― И―и―иви―и―и, ― позвал меня голос зла, когда я чуть не высморкалась в бумажку с ритуалом. ― Давай вместе порыдаем, что ли? Я тут слезные железы уже настроил! Ну! Говори повод! Я готов! Хотя, погоди! Критические дни считаются поводом порыдать? Если да, то я в деле!

― Ничего страшного, ― всхлипнула я.

― Я что―то не понял, ― прокашлялось зло. ― Я кому тут слезу давил? Поверь, в моем возрасте это уже подвиг! Куда мне ее теперь девать?

― Ты хоть как выглядишь? ― спросила я с надеждой.

― В данный момент я выгляжу неплохо.  Бледноват, правда! Но грудь как всегда несравненна! ― послышался смех. ― А еще у меня розовые волосы, большие глаза редкого цвета «непоймикакой», милый носик и критические дни.

― Я не про сейчас, ― выдавила я, со вздохом понимая, что лучше не думать о плохом. ― Просто, я понимаю, что … может быть общего у студентки―троечницы и у чернокнижника, которому две тысячи... 

Что со мной происходит? Я не знала с какой стороны зайти. Мне хотелось многое сказать, о многом спросить, но я почему―то смущалась. Поэтому и говорила о всяких глупостях. Как же глупо я сейчас выгляжу! 

― Как что? В данные момент критические дни, ― смеялось зло. Мне казалось, что оно уже рыдает. ― Ой, глупая моя. Не хотел тебя сразу пугать глобальными свершениями.

― Ой, смотри! ― я шмыгнула носом и уперлась взглядом в зеркало. ― Они что? Ритуал собираются проводить? Уже?

― Студенты предупреждены! ― слышался голос мадам Лерой.  ― Они будут находится в комнатах на момент проведения ритуала. Убираем столы и стулья! 

― Е―кхе―кхе, ― потирал костлявые руки Сморчок. ― Черная магия... Давненько я ею не занимался! 

В огромном зале царили паника и бардак. К ним пыталась примкнуть неразбериха, но пока еще робко терлась возле входа. Огромные столы были убраны в дальний угол. Длинные скамейки, отполированные попами студентов еще в незапамятные времена, ютились вдоль стен.

По залу разгуливал ректор, размахивая свернутой бумажкой. Он не выпускал ее из рук. Я даже сплюнула от досады.

― Плохо дело, ― засопела я, глядя на то, как вовсю идет подготовка к ритуалу.

Карл нес огромные кристаллы, складывая их вдоль стены. Вид у всех был решительный и радостный.

Мое воображение нарисовало ужасающие черные щупальца. Они торжественно вылезают из светящегося круга. Совершают действия, осуждаемые любым мужчиной.  И щупают все вокруг. Даже ректора. За места для этого непредназначенные.

― Думай, моя очаровательная пакость, ― рассмеялось зло. ― Наша пушистая яичница не выпускает бумажку из рук! Кстати, заодно и проверим, истинность пары. Если это блохастое недоразумение и есть твой суженный ― контуженный, то причинить вреда тебе он не сможет!

― То есть, как? ― обалдела я.

Если честно, то я мало знала про оборотней. И искренне радовалась, что они мало знали про меня!

― Истинность пары проверяется именно так. Если он причинит тебе вред заклинанием, то истинной парой сможешь считать только пушистые тапки. Кстати, о тапочках. Ты почему без тапок ходишь? Хочешь, чтобы мы заболели? Чтобы к нашим критическим дням присоединился насморк?

― Да ладно тебе, ― отмахнулась я, внимательно глядя на происходящее в зеркале.

― Если честно, то я теряюсь в догадках, ― засопела я, видя спешные приготовления. ― Как бы все это провернуть?

― Ой, ― поморщилось зло внутри меня. ― У меня такое чувство сейчас, словно мы дракона родили! Ужас какой!

― Дракона родили? ― задумчиво закусила голову я, глядя на зал. ― А что если их просто отвлечь?

― Да―да, ― с явным интересом заметило зло. ― Помним, гадость и розовый бантик! У нас должен быть фирменный почерк!

― Мы же договаривались на голубой? ―  удивилась я, не сводя глаз с потолка зала.

Идея казалась мне дерзкой настолько, что пока не помещалась в моем воображении. Я кратко изложила ее и замерла.

― Так почему мы еще здесь? ― усмехнулось зло, а я быстро надевала трусы―невидимки и туго завязывала халат.

Наскоро обувшись, я бросилась из убежища, пытаясь вспомнить, как однажды чистила чучело дракона. Того самого, который висит под потолком. Меня наказали тяжким физическим трудом. И, видимо, не без тайной надежды, что я оттуда упаду!