Но благодаря Стюарту я получила дополнительное оружие против настигнувшей панической атаки, — по крайней мере, теперь я понимала, от чего эта паника возникает и как я могу с ней бороться. Вечером после работы я проводила дыхательные упражнения. Проверив квартиру, я садилась на ковер в гостиной, закрывала глаза и дышала. Медленно-медленно, вдох-выдох. Сначала я дышала три минуты, ставила кухонный таймер, и даже это короткое время я трудом выдерживала с закрытыми глазами. Каждый звук отвлекал, каждый шорох заставлял вздрагивать. В первый раз ничего толком не вышло: как только я закрыла глаза, автоматически включились два регулирующих мою жизнь механизма: перфекционизм и самоуничижение. Первый внушал, что я все должна сделать правильно и не открывать глаза, пока не раздастся звонок таймера, ну а когда я дернулась от гудка машины внизу и невольно посмотрела в окно, второй заорал мне, что я полное ничтожество, если даже дышать правильно не могу.

Такая уж у меня манера все доводить до абсурда: вроде начинаешь какое-то правильное, полезное дело — например, что плохого в том, что я запираю квартиру? Но однажды по какой-то причине у меня не получается запереть замок «правильно» с первого раза — и пошло-поехало… В голову лезут картины — одна страшнее другой: что может случиться, если язычок замка не зайдет до конца в паз, как заходил сто, нет, тысячу раз до того?

В общем, первая попытка глубоко дышать не увенчалась успехом: я начинала дважды и оба раза не смогла высидеть три несчастных минуты, а потом кляла себя за никчемность — обернулось все тремя лишними проверками квартиры.

В общем, я даже призадумалась: а на фига мучиться? Ведь жила же я три года без всяких врачей, и ничего. По крайней мере, пока живая.

Но потом я снова села дышать, в тот же вечер, и получилось уже гораздо лучше. А знаете почему? Я представила себе Стюарта, что он сидит рядом и держит меня за руку, сидит на холодном полу и бормочет что-то успокаивающее и рука у него холодная, а в глазах — тревога. И я даже глазом моргнуть не успела, как пролетели три минуты и сработал таймер.

В ту ночь я даже умудрилась выспаться.

Вот и сейчас я кладу записку Стюарта перед собой, сажусь на ковер, скрестив ноги, расслабляюсь и слушаю доносящиеся с улицы звуки, а потом закрываю глаза и сосредоточиваюсь на дыхании. Вдох. Выдох. В качестве успокоительного средства я снова использую Стюарта: в прошлый раз помогло, может быть, и сейчас поможет? Для разнообразия я перемещаю его с холодного пола на мягкий диван в его гостиной, мы садимся рядом, он обнимает меня за плечи, а солнце рисует яркие квадраты света на кафельном полу. Тепло, хорошо, уютно, и он говорит мне разные приятные слова. Те, что я уже слышала, и еще кое-что я сама додумываю.

«Я рядом… Все хорошо, все нормально… дыши… медленнее… вдох… выдох. Вот так. И еще. Все хорошо, ты в безопасности. Еще».

Я открыла глаза только пять минут спустя — забыла выставить время на таймере!

Домой я добралась только около двух ночи. По дороге у меня даже образовалась компания: три паренька-подростка и их подружки. Одна, Крисси, как выяснилось, приходится кузиной Сэм.

Подростки зависли в пабе «Куинз хед», так что последний квартал мне пришлось преодолевать в одиночестве. Ветер, слава богу, стих, дождь прекратился, подморозило, но меня изнутри согревал алкоголь. К тому же мое новое длинное шерстяное пальто, которое мне страшно нравилось, прекрасно защищало от холода. Вот сейчас бы чашку горячего чая, а утром поспать подольше — и я буду в норме. Около дома маячила неясная фигура. Ли!

— Где ты была? — спокойным голосом спросил он.

Я порылась в сумке, выуживая ключи.

— В городе. Не хотелось сидеть дома одной. А ты давно здесь стоишь?

— Минут десять. — Он поцеловал меня в щеку. — Ну что, может быть, зайдем внутрь? Я уже все яйца себе отморозил на этом холоде.

— А чего ты здесь мерзнешь? У тебя же есть ключи.

— Ты же сама запретила мне, помнишь?

— Запретила что?

— Ты сказала, чтобы я не заходил в дом, когда тебя нет, и не трогал твои вещи.

— Но я же не это имела в виду! Конечно, ты можешь приходить когда захочешь!

Мы едва успели войти в холл, как Ли повернул меня к себе лицом, расстегнул пальто и впился губами в мои губы. Его поцелуй был резким, сухим и пахнул только им, а не алкоголем. Так, значит, сегодня пила я одна!

— Я только о тебе и думал с самого утра, — прошептал он мне в шею, забираясь руками под юбку, нетерпеливо раздвигая мне ноги. — В этом платье я даже смотреть на тебя не могу, так я тебя хочу.

Ох, ну какой же горячий мужчина! Начиная заводиться, я расстегнула его ремень, молнию на джинсах, сдергивая их вниз. Прямо тут, в прихожей? Почему бы и нет?

— Скажи мне, — простонал он, запуская руки мне в волосы, — скажи, что ни с кем не трахалась в этом платье.

— Нет, милый, только с тобой, — прошептала я. — Только с тобой. Я только твоя.

Погода сегодня прекрасная, — наверное, это добрый знак. К тому же и число сегодня четное, так что противопоказаний против вылазки в бар вроде бы нет.

Закончив проверки в рекордно короткие сроки, я прошла наверх и постучала. Стюарт уже ждал меня в прихожей:

— Привет! Ну что, идем?

— Как твое плечо?

— Гораздо лучше. Похоже, таблетки наконец-то подействовали. — Он подвигал рукой, уже вызволенной из розовой лонгеты.

На Хай-стрит толпы, в последние дни перед Рождеством люди всегда ведут себя так, будто им надо закупить подарков на десять лет вперед.

Стюарт свернул в узкую боковую аллею, здесь почти не было людей. Я с удивлением огляделась по сторонам, но Стюарт уверенно взял меня за руку и повел вперед. Действительно, в самом конце аллеи прятался небольшой бар под названием «Будьте уверены!». Мне он сразу понравился. У входа стояла грифельная доска, на которой белым мелом было написано: «Очень вкусно». Стюарт открыл дверь и пропустил меня вперед.

Бар только начал работать. Мы оказались первыми посетителями. В небольшой комнате перед камином стояли два низких дивана, а в камине бледно разгорался огонь — видимо, его только что растопили, — и язычок пламени лениво лизал скомканную газету, не желая перепрыгивать на сложенные аккуратным домиком дрова.

Над стойкой мигали и переливались цветные гирлянды, а в углу стояла настоящая елка, изысканно украшенная серебряными и белыми шарами. И слава богу, тут не крутили бесконечные рождественские гимны.

Стюарт заказал мне бокал вина, я села на диван, провалившись в мягкое сиденье чуть не до пола, и протянула руки к огню. Нет, пока жара от него не было вообще.

— Ты очень бледный, — сказала я, рассматривая Стюарта. — Сколько ты спал?