Я прильнул к прорези в бортике платформы, медленно поворачиваясь по мере того, как поезд двигался дальше. По губам сама собой расползлась улыбка. Да, это та самая скала! Многое переменилось с тех пор: появился железный конь, не осталось шошонов, а долину теперь наводнили машины, фруктовый лед, аэропланы, автомобильные навигаторы, рок-н-ролл – а скала осталась прежней, такой же прочной и смутно-бобриной, как и тогда.

Эта вот геологическая неизменность скалы Бобровая голова, нависавшей над долиной совсем как в тот день, когда Сакагавея потянула за рукав капитана Кларка, каким-то образом внутренне связывала меня с их экспедицией. Направляясь каждый своим путем, и я, и они миновали этот ориентир на местности – совсем как те цифровые скалы, что ваш фургон время от времени минует в игре «Орегонская тропа». Различие, пожалуй, состояло в том, что экспедиция-то была вольна путешествовать, куда вздумается, выбрать любой маршрут через водораздел и дальше к Тихому океану. Я же, привязанный к рельсам, не имел никакого выбора, а следовал по уготованному пути. С другой стороны, не исключено, что я цеплялся за мысли о предопределенности ради самоуспокоения – очень может быть, мой маршрут вовсе не был расписан заранее, и я ровно так же направлялся навстречу неизвестности, как и Льюис с Кларком двести лет назад.

Становилось все теплее. Здесь, на равнине, ветер усилился – носился над сухой травой, вился вокруг поезда, заныривал под доски. «Виннебаго», хоть и крепился к полу платформы цепями, тихонько покачивался у меня под спиной. Так уютно. Я покачивался вместе с ним. Мы путешествовали вместе – «Ковбой-кондо» и я. Мы были партнерами.

– Как дела? – спросил я его.

– Отлично, – ответил он. – Я рад, что ты здесь.

– Ага. И я тебе рад.

Я вытащил «Лейку М1», облизал пальцы, как отец, и снял колпачок с объектива. Сделав сперва пару снимков Бобровой головы, я попытался при помощи авто-таймера снять несколько автопортретов с собой на переднем плане – с той или иной степенью успеха. Потом я сделал несколько репортажных кадров «Ковбоя-кондо», и своих ног, и чемодана, и несколько художественных снимков сцеплений, покрытых машинной смазкой. За десять минут я извел две пленки. Как попаду в Вашингтон, непременно сделаю альбом о моем путешествии через всю Америку. Разумеется, сперва выбракую плохие – ненавижу, когда в альбом суют все фотографии подряд, без отбора. Доктор Клэр принадлежит как раз к такой породе людей, что странно, ведь она так придирчива, когда дело касается анатомии жуков – но вот в ее семейных альбомах царит полный хаос: уйма фотографий, иногда даже с совершенно посторонними детьми.

Мы проехали через туннель под I‑15, и вдруг шоссе пошло параллельно нам, сбоку. Мимо проносились пикапы. Трейлеры. Фургоны, похожие на тот, что сейчас подпирал мне спину. Один серебристый минивэн держался как раз вровень с поездом, напротив меня. Сперва казалось, будто он, как и все остальные машины, движется чуть быстрее товарняка, потом он чуть сбросил скорость и мы пошли ноздря в ноздрю, точно связанные незримым канатом.

На переднем сиденье сидел рослый лысый мужчина, рядом – женщина в красновато-лиловом цветастом платье и тяжелых сережках в виде дисков. Я решил, что они муж и жена. И не только из-за трех девочек на заднем сиденье (а они там были), но просто потому, что всегда видно, когда люди уже давно привыкли вот так вот молча сидеть рядом. Девочки сзади играли в какую-то сложную разновидность колыбели для кошки. Одна (судя по всему, старшая) сосредоточенно старалась просунуть пальцы в середину запутанной паутины, подобрав при этом два перекрестья ниток.{77}

Так приятно было смотреть на играющих сестричек за окном минивэна. Куда лучше телевизора! Все равно что заглянуть одним глазком в мир, который всегда существовал, но мне открылся лишь на пару секунд – как обрывок случайно услышанного на улице разговора, в котором выхватываешь всего одну фразу, зато какую интригующую, например: «И с той ночи мама души не чает в подводных лодках».

И тут они все как взбесились. То ли одна из младших сестер не удержала веревочку натянутой, то ли случилось что-то столь же трагическое, но старшая выдернула руки и оттолкнула младшую к окну. Та заревела. Отец в массивных очках обернулся и принялся орать на всех трех. Мать тоже обернулась, но молчала. Минивэн сбросил скорость, и я потерял их из виду.

Когда они наконец догнали нас снова, то ехали очень быстро. Я спрыгнул со своего места и, забыв осторожность, высунул голову наружу, чтоб разглядеть, что там происходит. Девочки забились на свои места. Младшая, та, что все испортила, теперь смотрела в окно в мою сторону, вся надувшись, на щеках у нее блестели слезы.

Когда машина проносилась мимо, я помахал девочке рукой. Малышка, должно быть, заметила движение и, ничего не понимая, вскинула голову. Я снова помахал. Личико у нее просветлело. Я чувствовал себя супергероем. Она буквально разинула рот и прижалась лицом к стеклу, а потом повернулась и что-то завопила сидящим в машине – я почти слышал ее, но к тому моменту минивэн уже унесся вперед и больше я его не видел.

А потом состав заколыхался, стук колес зазвучал по-иному и постепенно начал замедляться. Мы подъезжали к Диллону.{78} Я решил, что надо куда-нибудь спрятаться. Но куда? Вспомнив, как доктор Клэр однажды сказала мне: «Не надо все усложнять» – не уверен, что она сама следовала этому совету, – я ринулся к самому очевидному месту: водительской дверце «виннебаго» прямо у меня над головой.

Ну разумеется, там было заперто. Да и кто бы оставил фургон открытым?

Поезд зашипел и резко остановился. Я потерял равновесие и упал. Внезапно на платформе стало совсем открыто и незащищенно. Движение поезда обеспечивало мне хоть какую-то безопасность, а теперь, когда он стоял неподвижно, я превратился в отличную мишень.

Через просветы в бортиках платформы я различал далеко впереди двор и старомодное депо. Какие-то люди вышли оттуда и что-то кричали машинисту. Во мне начала подниматься паника. Нет, эта идея с самого начала никуда не годилась! Надо было давно отказаться от мысли о поезде и выбрать какой-нибудь другой вид транспорта.

Может, заползти в багажник «виннебаго»?

– Нет у них никаких багажников! – напомнил я сам себе. – До такого только ребенок и додумается!