– И чего мы все, придурки, в Полисе забыли? – видимо, не понял пока, что крестьянствовать тоже несладко, а может, и понял, только уж очень его жизнь поменялась, и все воспринимается пока в «розовых тонах».

А потом я с моей ладушкой, все ускоряя шаг, направился к своему дому. А впереди нас ждала ночь, и я все не мог насытиться любовью и запахом влажного, такого родного тела. И свет тускнеющего светильника, и стрекотание сверчка за печкой оставили след счастья на всю жизнь…

Утром я проснулся от ласкового прикосновения ее руки. Настя улыбалась и, дурачась, щекотала меня, а я взвизгивал, подыгрывая, и игра опять опрокинула нас в постель…

– Вставай, Степа, – ласково позвала она, подавая на стол завтрак. Так, а что, кстати, там, в смысле покушать? У-у… яишня с салом! Пироги матушкины разогрела, сметана, молоко. Вкуснотищааа! А про подарок-то я забыл совсем! Выскочил в сени и, вернувшись, говорю:

– Вот, Настена, тебе из Полиса гостинец, – и протянул деревянную резную шкатулку. Настя открыла ее, взглянула в зеркало внутри, и тут в избе полились звуки музыки. Полонез Огинского называется мелодия, это мне Юра объяснил. Щемящие звуки полонеза, затопившие маленькую горницу, напомнили мне о том, что сейчас я опять расстанусь со своей женщиной.

Сказал, наверное, жалко улыбаясь:

– Ты, когда соскучишься обо мне, слушай эту музыку.

* * *

Ну, вот опять мы в пути, пять повозок двигаются цепочкой по бездорожью, в каждой повозке по вознице, дорогу прокладывает Ефимыч, за ним Юра, следом хуторские Петро и Костя Рябой, замыкаю обоз я со стариком Сапером в компании. После нашествия леммингов земля выглядит безжизненной, только молодая трава создает зеленый фон местности, прорезанной кое-где оврагами, да в небе, залитом ярким солнечным светом, парит одинокий ястреб. Встречный теплый ветер обдувает наши лица. Опустив вожжи, я расслабленно поглядываю по сторонам, голова занята мыслями о доме и о защите родного очага от городских разбойников. За старшего в обороне оставлен Митька. Сейчас он направился за реку, со стороны хутора, присмотреть место и помочь охотникам в установке ловушек. Для прикрытия хутора с северо-запада по всем направлениям, откуда можно ожидать противника, посланы охотники, знающие местность, как собственный двор. Думаю, люди Паука не пойдут нахрапом на хутор, так что следует ожидать предварительной разведки, а вот она и послужит сигналом к полной боевой готовности. К этому времени мы обязаны освоить новое вооружение и подготовиться к приему «гостей».

Внезапно в небе появились две точки, быстро увеличившиеся в размерах, вот это птички! Очередной сюрприз преподносит юго-запад. Заметив обоз, птицы целеустремленно направились в нашу сторону. Громадная птаха с ходу пикировала на передовую повозку, другая делала разворот, заходя в тыл обоза. «Хорошая тактика», – передергивая затвор автомата, успел подумать я и сразу же выпустил короткую очередь в летящую тварь. Следом загрохотали выстрелы с других повозок, но вроде пока не причинили птицам особого вреда, а только отогнали. Летучие твари, сделав разворот, описывали широкие круги вокруг обоза, так что достать их из автоматов было не вполне реально. Все же чувствовалось, попали мы в них, вон одна крыльями усиленно машет, кренит ее к земле.

Тут я вспомнил про винторез, отнятый у придорожных бандитов (почему-то я его захватил с собой, а не старую, добрую «тулку»).

Этот должен достать. Так, вот и патрончики с разрывными пулями, предусмотрительно прикупленные в Полисе, пригодились. Я тщательно прицелился, и тут птицы опять пошли на нас. Вторая атака! Выстрел, осечка, еще осечка, вот что значит патроны старье. Второй выстрел угодил в летящую тварь, и она камнем рухнула, чуть не перевернув ударом крыла передовую телегу. Вторая птица пошла на разворот, но следующим выстрелом я попал в нее, и она медленно спланировала на пригорок далеко по ходу движения обоза.

Птичка была еще та… Распластавшиеся крылья убитой твари уложились в девять моих шагов, нос длинный, острый, с мелкими зубами в клюве, оперение серо-черного цвета, где каждое перо оказалось необычно прочным (клинок не пробивал покров, пробовали), поэтому и обычные пули почти не доставали до тела. Да, такие птички могли доставить неприятности, но с людьми, кажется, еще не были знакомы, поэтому и напали столь нагло.

Вторая птица оказалась еще живой и яростно шипела, щелкала клювом, когда мы ее осматривали (впрочем, не очень приближаясь)…

Добил я ее, не пожалев последний бронебойный патрон.

* * *

На ночь остановились в распадке между двумя холмами. Ярко и высоко светил костер в безветренное небо. Воздух казался сегодня особенно прозрачным, и звезды от этого выглядели очень большими. На костре разогревались ломти копченой кабанятины, а в подвешенном на рогульках котелке медленно вскипал чай. Ефимыч, упершись взглядом в костер, о чем-то размышлял, Юра с Сапером обсуждали достоинства и недостатки каких-то взрывчатых веществ, а Костя с Петром свои домашние заботы. Из степи доносился голодный вой одинокого волка, и чего его понесло в степь, особенно сейчас, после леммингового нашествия, все равно живности нет ни черта. Хотя, может, найдет наших подбитых птичек.

Не желая больше молчать, спрашиваю:

– Юра, вот скажи, почему такие мутанты к нам лезут с юго-запада? У нас в лесу звери как звери, а там… черт-те что.

– К юго-западу во время катастрофы возможны были выбросы радиации. По-моему, чисто на запад отсюда находилась атомная станция, на Припяти. Вроде уже не функционировала, но, возможно, катастрофа спровоцировала ее взрыв. Радиационная пыль заразила реку и затем вниз по течению заразила все окружающее пространство. Во всяком случае, мне так кажется. Возможно, река Днепр изменила свое русло после взрыва электростанций, и вся гадость, пройдя по степи, вылилась в образовавшийся Мировой океан. Мы еще не знаем даже своей территории, нет карт… Ну, меня, кажется, занесло, – сказал химик с виноватой улыбкой, – так вот, радиация повлияла на окружающую среду и некоторые виды животных. Такие, как эти птички или лемминги, в отсутствие людей, но при жесткой межвидовой борьбе за существование мутировали до таких вот размеров. Возможно, эти твари и питались леммингами, но после исхода последних, когда пищи в степи стало меньше, полетели по их следам.

Юра задумчиво оглядел всю компанию, внимательно слушающую рассказчика, и продолжил:

– Радиация воздействует на генный код живых организмов и бешено ускоряет эволюционные изменения в нем, из-за чего некоторые животные полностью вымирают, а некоторые приобретают дополнительную защиту от воздействия внешних факторов, например, костяная броня у кабанов или зубы у этих милых птичек. При изобилии пищи эти твари смутировали до таких размеров во втором или третьем поколении.

Юра замолчал, сделал глоток воды из своей фляжки, и тут Ефимыч осторожно так говорит:

– Молодец, Юра, хорошо рассказал, только непонятно… Ты уж в следующий раз по-нашему говори, по-крестьянски, можно даже на пальцах.

На следующий день места пошли вовсе мне не знакомые, Ефимычу уже пришлось искать сухие участки пути, так как топь подступала со всех сторон. Тесть пока уверенно выбирал дорогу, и колеса только по внутренний край обода были запачканы грязью. Местность стала более унылой, покрытой какой-то бурой растительностью. Прибавилось и комаров, но мы люди привычные, намазали лица и руки мазью, которую готовила бабка Алена – хуторская знахарка, – она всех охотников в округе снабжала своим снадобьем. Так что от комаров мы не страдали. В болоте жужжала, верещала и квакала всякая мелкая сволочь, но я думаю, водилась здесь и более крупная животина, – в одном месте полосу сухой земли пересекал мокрый след в виде непрерывной полосы полуметровой ширины, так что к болоту мы стали присматриваться внимательней. А тут еще наполз густой туман, и скорость нашего движения сразу упала. Дорога сузилась, и возчикам пришлось вести лошадей в поводу. Идущий впереди Ефимыч не раз проваливался в топь, нащупывая ускользающую дорогу. Да и мы от него не отставали. Так что скоро все стали походить на болотных тварей. Лошади, ни разу не искупавшиеся, что мы себе ставили в заслугу, подозрительно принюхивались к нам и презрительно фыркали. Ночевали в этот раз мы на клочке суши, окруженном великой топью. Костра не разводили, пожевав всухомятку и приняв для профилактики от простуды и сырости по стаканчику самогона настоянного на зверобое.