Великой Отечественной войны награжден тремя орденами Славы, орденом Красная Звезда и шестью медалями.

Демобилизовался из армии в сентябре 1945 года.

В настоящее время — пенсионер. Живет в городе Фергане.

В предгорье Кавказа

Фронтовая солдатская дорога Андрея Яковлевича Дырова взяла начало на Северном Кавказе в 1942 году. Когда 389-я стрелковая дивизия заняла оборону на правому берегу реки Терек, неподалеку от Грозного, сержант Дыров был тогда командиром расчета «сорокапяток» (45-мм пушек). Гитлеровцы до десяти раз в день атаковывали позиции дивизии, стремясь прорвать линию обороны. И на этой дороге на долю артиллериста Дырова выпало все, что выпадает солдату на войне, Форсировал реки, уничтожал своими пушками вражеские танки и самоходки, был ранен, держал оборону, наступал. Делал это днем и ночью, зимой и летом. И так с весны 1942 года до мая 1945 года.

…Орудийный расчет занимал огневую позицию на важнейшем направлении обороны дивизии. Именно сюда немцы и двинули свои танки. С рассветом на линию обороны «навалилась» авиация, на позиции артиллеристов гитлеровцы обрушили ураганный артиллерийский огонь. Потери были большие. Погиб командир батареи, часть орудий вышла из строя, санитары выносили раненых.

А теперь еще лавина фашистских танков, набирая скорость, ведя прицельный огонь, устремилась на линию обороны дивизии. Казалось, что эта чудовищная сила сомнет все, что еще осталось в живых.

Артиллеристы приняли бой. Это был невиданный бой трех «сорокапяток», трех боевых расчетов с превосходящими силами противника. Содрогалась земля, в воздухе стало тесно от огня и металла. В первые же минуты этого неравного боя был убит командир первого расчета сержант Стародубцев. А фашистский головной танк несся на это орудие. Дыров бросился к соседям.

— Стреляй! — крикнул Дырову заряжающий Зима. Танк двигался с такой скоростью, что через минуту мог смять пушку. Дыров, не торопясь, послал снаряд навстречу стальной глыбе со свастикой на борту. Машина резко остановилась, как бы удивляясь смелости солдата. Секунда, вторая — и она вертится на месте, черный дым повис над башней. Фашисты выскочили из танка, стали сбивать пламя с горящей громады. Автоматная очередь бросила их к мертвым гусеницам танка. Но бой еще не кончился, он принимал все более ожесточенный характер. Артиллерия фашистов, не умолкая, била по позициям «сорокапяток». У орудия в живых остался Дыров и заряжающий Селезнев. Гитлеровские танки снова наползают на героев-артиллеристов. Селезнев кричит:

— Дыров! Бьем гадов! До последнего! Давай!

Дыров ответил снарядом «в лоб» танку. Танк вздрогнул, но продолжал мчаться вперед, поливая свинцовым огнем пушкарей. Третий снаряд в борт! Теперь конец: горит!

Пыль, пот, гарь слепят глаза. А из дыма показываются новые бронированные чудовища.

Вражеский снаряд разбил щит орудия, осколками ранен Дыров. Он оглянулся и увидел — Селезнев лежит, уткнувшись головой в ящик со снарядами. В вытянутой правой руке зажат снаряд…

Один! Один против нескольких танков! Пусть один! Пока бьется сердце, он будет стрелять, стрелять» стрелять!

Стих неумолчный грохот боя. Фашисты, понеся большие потери, откатились назад. Советские войска готовились к решительному наступлению. Боевые товарищи провожали в последний путь павших на поле брани. Дыров поцеловал в лоб мертвого Селезнева, сказал:

— Браток, мы сделали, что могли. Прощай! — На глазах блеснули слезы и перехватило дыхание…

Командир дивизии снял каску, подошел к Дырову.

— Наши герои-артиллеристы выполнили свой свешенный долг перед Родиной. Они завещали нам драться и побеждать.

Вынул из полевой сумки орден Красной Звезды.

— Сержант Дыров! От имени Родины и советского народа вручаю Вам орден!

Приколов к гимнастерке боевую награду, комдив пожал руку сержанту.

— Желаю боевой удачи! Хочу видеть тебя, Дыров, в Берлине, когда будем праздновать нашу победу!

Слова комдива были пророческими. Дыров воевал до дня Победы и отпраздновал его в Берлине.

На Сандомирском плацдарме

Всю войну А. Я. Дыров был на передовой. Освобождал Украину и Польшу, форсировал Вислу, удерживал плацдарм у Сандомира, форсировал Нейсе и Одер, добивал фашистского зверя в его берлоге. Трудно подсчитать в скольких боях побывал отважный солдат, сколько раз обманывал злую старуху — смерть!

Но бой на Сандомирском плацдарме Андрею Яковлевичу запомнился на всю жизнь. И все так свежо в памяти, как будто происходило только вчера.

…Бой разгорался. Били пушки, строчили пулеметы, землю перепахивал металл. Тучи пыли и дыма висели на поле боя.

Десятки вражеских танков, самоходок рвались к позициям советских воинов. Гулкие разрывы бомб, рев самолетов придавали этой картине боя черты законченного ада.

Артиллеристы расстреливали стальные чудовища фашистов в упор — прямой наводкой. Но гитлеровцы перестали считаться с потерями, прут и прут вперед, хотя поле боя покрыто зловещими черными кострами. У орудий осталось всего по два-три бойца. Командир батареи сам ведет огонь по фашистам, не отрывается от прицела окровавленный, перебинтованный Дыров. Метрах в двадцати от пушки загорелся еще один немецкий танк. И тут же тревожный выкрик подающего снаряды Глотова.

— Танк!

Обернувшись, Дыров увидел в десяти шагах от себя еще одну вражескую машину, даже почувствовал жар раскаленного металла.

— Огонь!

Танк клюнул стволом и, словно подавился дымом, заглох. Дыров смахнул холодный пот с лица, длинно выругался:

— Тут тебе и могила…

Орден Славы первой степени украсил грудь Андрея Яковлевича.

Никогда не забудет Дыров напутственных слов командира батареи, провожавшего его на вокзал. Не забудет трогательного прощания с однополчанами. Нет, не забудет, как обнимались, целовались с фронтовыми побратимами. Сколько трудных солдатских дорог прошли вместе! Сколько боевых друзей потеряли они на этих дорогах!

А вот сейчас расстаются, горькие мужские слезы оросили лица солдат. Дыров вошел в вагон, вслед несется голос командира расчета Пятакова:

— Андрюша, не забывай! Живи счастливо!

Паровоз, набирая скорость, приговаривал: «Домой, домой, домой пора! Домой, домой, домой пора!»

Андрей Яковлевич проводил глазами перрон, присел, достал кисет с махоркой, свернул самокрутку, глубоко затянулся. Скоро будет дома… В семье… Как они там! Ведь почти четыре года прошло!

Соседи по купе затянули песню: «Давно мы дома не были…» И совсем растаял солдат.

Время, в дороге тянется — ужас как. Будто в сутках стало не 24 часа, а все 72! Наконец, улыбающийся проводник объявил:

— Подъезжаешь, собирайся,