Но уже полученная прибыль и открывающиеся перпективы превратили вечно мрачного и желчного мужчину почти в добродушного увальня.

- Кальвадос подавать сегодня на стол?

Веда, с уже сильно округлившимся животиком, по-прежнему, твёрдой рукой держала бразды правления замковой прислугой. Она уже основательно поднаторела в вопросах управления, была скорой на расправу с провинившимися, но без излишней жестокости, и не ленилась всё держать на контроле.

- Тебе скоро уже рожать? - Олег приобняв свою давнюю рабыню-подругу, погладил её по животу.

- Скоро, на последней декаде зимы или на первой весны, - заулыбалась Веда.

Она всегда была рада, когда барон переходил с ней на дружеское общение. Но, кстати, так ему и не сказала, от кого носит ребёнка. Да Олег и не сильно интересовался, не от него же, а там уж всё равно. 

Главное, что Гури смирился с поведением жены, видно, любит эту вертихвостку, а может, ему так удобней. А Шерез, как-то в беседе, сказал ему, что у него от Веды не может быть ребёнка в принципе, не тот секс они практиковали, чтобы дети появлялись.

Поэтому Олег и не стал особо заморачиваться выяснением настоящего отца, хотя к Веде он относился хорошо и в обиду бы не дал, если бы та его попросила о помощи.

- Скажи, чтобы и кальвадос тоже подали. Вино и сидр пусть тоже будут.

- Тогда я и новые серебряные бокальчики распоряжусь подать. Стопки? Правильно я их называю?

- Ага. И не задерживай.

Олег слегка хлопнул её по попке и пошёл вниз, услышав голоса Гортензии и Чека, которые всё же узаконили свои отношения.

Скромнее всех на этом большом обеде была Уля. Она искоса поглядывала то на Гортензию, то на Кару, и старалась вести себя, как они, но в общем разговоре не участвовала. 

Она сидела рядом со своим кроаным братом в красивом светлоголубом платье из шёлка, который Олег закупил на ярмарке, у неё была красивая причёска, которую ей почти две склянки делала Кара, большая мастерица в этом вопросе, и золотые украшения, сделанные местным умельцем по чертежам и подсказкам Гортензии. 

Уля сидела прямо и держала образ, приличествующий баронете.

Грубее всех вёл себя новый гость - Глен Орвин, который громко разговаривал, ржал, как лошадь над своими же шутками, впрочем, иногда и правда забавными, размахивал руками и даже опрокинул соусницу.

 Хорошее настроение Орвина иногда доставало Олега, и он несколько раз с укором смотрел на Чека, сделавшего ему такой подарок к обеду. Чек свою вину сам быстро осознал и извиняюще опускал глаза.

Понятно, что немалую роль здесь играл и кальвадос, который Глен полюбил ещё с осени, как только распробовал.

Остальная мужская часть компании, хоть и тоже попивала спиртную новинку этого мира, всё же была сдержанней.

Женщины же и вовсе предпочли старое доброе синезийское вино. Уле, естественно, достался морс, пусть она и считала себя совсем взрослой.

- Барон, твои новшества, конечно, всегда приятны, но вот с этим, - Орвин, для образности, сделал вилкой, с насаженным на неё куском окорока, вращательное движение, - С самовыкупом сервов, это ты зря. Тут и мой скот начал много шушукаться. Я, правда, двоим вырвал языки, и подвесил их вниз головой, а тем, кто их слушал, отрезал уши, чтобы они их не распускали, но я чувствую, что болтать не прекратят, мрази ленивые.

Олег отвлёкся от разговора с Гортензией и посмотрел на Глена.

- А что не так? Это ж даже по законам Винора можно было, а уж теперь-то, когда мы сами тут хозяева, я вообще проблем не вижу. И потом, у твоих сервов что, много денег что-ли, чтобы выкупиться? Тебя-то это, как касается?

Осенью Олег, не принимая возражений своих соратников, приказал рассчитаться с сервами за работу не просто почти в полтора раза увеличив оплату их труда, но и выплатив половину заработанного не продуктами, а деньгами. 

Пусть, даже и увеличенная, оплата была по-сути мизерной и, кроме продуктов, сервы получили всего по несколько десятков солигров, но Олег считал, что лиха беда начало.

По его указанию, Гури объявил всем сервам порядок и стоимость самовыкупа, назначив  цену по десять лигров за человека, независимо от пола и возраста, уплатив которые в казну баронства, серв становился свободным.

Формально, правом самовыкупа сервы обладали всегда, но реализовать его почти нигде и никто не мог по причине банального отсутствия денег.

Олег понимал, что сегодня десять лигров для крестьянина сумма очень большая, но вполне приподъёмная, если несколько лет не лениться, а усиленно работать. 

Понятно, что люди захотят выкупить не только себя, но и детей, так ведь и морковку Олег подвесил не просто так. 

Как он рассчитывал, помимо увеличения производительности труда, оплата за который всё равно вернётся со временем в казну баронства, у людей появятся деньги на покупку товаров, производство которых, он же и наладит. 

Но всё же, главное, деньги для человека, как бы кто ни пытался это отрицать - это огромный и самый эффективный стимул, лучше ещё никто не придумал.

 Ну а тех, кто не сможет или не захочет, по лени или глупости, вписаться в новый экономический порядок, который он собрался установить в своих землях, могут по-прежнему влачить своё полурабское существование. Барон Ферм - это не мать Тереза, и лишней сентиментальности у него нет. Да и голый рассчёт подсказывает, что для общей конкурентности его владений, тут не должно быть место всякой толерантности.

Поэтому он и институт рабства у себя никак не стал изменять, хотя принял решение игнорировать законы о запрете изменения рабского статуса, в отношении тех людей, которых он посчитает нужным освободить.

Лицо барона Орвина, от приличного количества выпитого кальвадоса, стало красным.

- Эх, Олег, - укоризненно произнёс он, - Ты просто не сталкивался, тебе повезло, с бунтом черни. Ты им палец даёшь, они тебе готовы руку по локоть откусить.

- Справимся, Глен. Или ты боишься? - Олег это сказал с улыбкой, переведя ненужный и неинтересный ему разговор сначала в шутку, а потом в деловое русло, Давай лучше завтра съездим в Псков, я приглашаю. Посмотрим, как там идут дела, возможно, что уже в этом году, во всяком случае, осенью, я увеличу у тебя закупку льна раза в полтора.

Услышав о таком выгодном предложении, Орвин сразу же согласился.

Псковом Олег назвал своё новое поселение, которое он основал на реке Псте. Название поселения он выбрал не только из-за созвучия с названием реки, но и исходя из своих планов, что со временем здесь будет город.

К тому же место было вполне удачным - на стыке баронств Ферм и Пален, рядом с рекой, ширина которой здесь была не меньше двадцати метров даже на самом узком участке. 

Всех беженцев и бродяг, которых Рита привела из Гудмина, а таковых оказалось почти две тысячи вместе с детьми, он отправил сюда. До наступления зимы они успели не только построить бараки-времянки, но и полудамбу, на которой завращались колёса для прядильных и ткацких станков.