– Я тоже не знаю, – говорит сестра. – Но нам не нужно решать сейчас. Можем подумать об этом позже.

Судя по тому, какую формулировку она выбрала, сестра считает, что это должно быть совместное решение. Это меня трогает. Слезы наворачиваются на глаза. Сестра кончиком пальца подцепляет крошки со стола.

– Сколько времени прошло с тех пор, как мама умерла, а папа встретил как-там-ее и уехал? Полгода? Или меньше? Уму непостижимо. Помню, что единственное, о чем я могла думать, то что еще одно такое потрясение я не переживу. Наверно, тогда я решила не заводить детей. Никогда.

– А я наоборот. Именно тогда я начала мечтать о настоящей семье.

Сестра кивнула.

– Вот почему отсутствие детей стало для тебя таким ударом. Сколько вы с Петером пытались…

– Долго.

Я смотрю на окно. На подоконнике стоит желтая лейка – подарок от Лео.

– Мне так хотелось бы стать чьей-то мамой.

Сестра нагибается вперед и гладит меня по руке.

– Я знаю, – шепчет она, – знаю.

Какое-то движение за кустами привлекает мое внимание. На дорожке появляется Вероника. У нее в руках две сумки – побольше из коричневой кожи и поменьше из черной ткани. Сумки набиты до краев. Она идет решительным шагом, движения резкие, нетерпеливые. Серый джип припаркован на тротуаре с открытым багажником. Она закидывает туда сумки.

– Но ведь ты снова работаешь. Разве это не здорово? Не расскажешь, что ты пишешь?

Вероника закрывает багажник и возвращается в дом. Я понимаю, что все это время задерживала дыхание, и выпускаю воздух. Поворачиваюсь к сестре. По ее оживленному лицу вижу, что она пытается отвлечь меня от грустных мыслей обо всем, что связано с горем, тоской, предательством. Я смотрю ей в глаза и чувствую, как из меня рвутся наружу слова. Не могу ей рассказать. Должна рассказать. Скажи что-нибудь. Что угодно.

– Я уже дописала.

Сестра замирает с рукой над тарелкой с печеньем. В глазах – изумление.

– Уже дописала? Ты шутишь?

Я обнимаю кружку руками и опускаю взгляд. Нет, не шучу.

– Боже мой! Ты написала целую рукопись за… Пару недель? Как это возможно?

Прежде чем я успеваю ответить, снова появляется Вероника. Она бежит через двор. Лицо сморщилось от… слез? Гнева? Она пересекает двор за пару секунд, запрыгивает в джип и отъезжает. Гравий летит из-под колес. Я заставляю себя отвести взгляд. Приказываю себе сфокусироваться на том, что важно, на том, на что я могу повлиять и на что должна повлиять.

Я отворачиваюсь от окна и смотрю на сестру. Она хочет обсуждать сюжет, сыпет вопросами. Мне с трудом удается осадить ее.

– Мне нужно кое-что рассказать.

– Что?

Я провожу кончиком пальца по ободку кружки с остатками чая.

– Я… Петер писал мне…

– Правда? Когда?

– Несколько раз.

– Я думала, вы решили не общаться три месяца.

– Да.

– Тогда чего он хотел?

Я чувствую ее любопытство. Пальцы теребят ручку кружки. Не знаю, зачем я это рассказала и что делать дальше. Я открываю рот, и оттуда вырывается хрип.

– Он… Это был несчастный случай. Так он сказал.

– Несчастный случай? О чем ты говоришь, Элена? Что?..

Сестра резко замолчала. Удивившись, я подняла глаза и проследила за ее взглядом.

– Кто это?

Я сидела спиной к окну, так что пришлось обернуться, чтобы выглянуть во двор. Но, еще ничего не увидев, я понимаю, кого имеет в виду сестра. Лео. Мальчик колотит во входную дверь. В следующую секунду наши взгляды встречаются, и я вздрагиваю. Это реальность. Это происходит по-настоящему.

Я вскакиваю и бегу в прихожую. Замок не слушается. Целая вечность уходит на то, чтобы открыть дверь. Лео начинает говорить еще раньше, чем я полностью распахнула дверь. Точнее кричать.

– Мама ушла! Бросила нас! Как я и говорил! Я чувствовал, что это произойдет.

Он бледный как полотно, под глазами – темные круги. Он выглядит постаревшим и изможденным, если можно использовать эти слова, говоря о подростке. И он в истерике. Так легко тоже впасть в истерику. Особенно мне, которой достаточно легкого толчка, чтобы свалиться с края…

– Элена, пожалуйста. Вы должны мне помочь. Я не знаю, что делать. У меня больше никого нет. Никого…

Он сжимает руки в мольбе. И что-то внутри меня замирает и успокаивается.

– Лео, – говорю я, – разумеется, я помогу тебе. Постарайся успокоиться и расскажи мне, что случилось.

Последние ночи Лео провел без сна и прислушивался, боясь, что мама уедет, пока все спят. Следил за каждым ее шагом. Но когда это действительно произошло, он не был готов. Мальчик вернулся домой совсем недавно и на кухонном столе нашел вот эту записку.

Он протягивает мне скомканную бумажку, и я читаю то, что там написано.

Я люблю тебя, Лео. Не забывай это. Мама.

Лео переминается с ноги на ногу.

– Я не знаю, куда она поехала, – всхлипывает он.

– Ты пробовал позвонить?

– Ее телефон выключен.

Мне хочется сказать что-то успокаивающее, например, что Вероника наверняка просто уехала по делам и скоро вернется. Но я своими собственными глазами видела тяжелые сумки, видела выражение лица соседки, когда она бежала к машине.

– А папа? – говорю я вместо этого. – Ты звонил ему? Может, он знает.

Лео бросает взгляд в сторону кухни. Видимо, он видел мою сестру в окно и понимает, что она слышит наш разговор, но слишком взволнован, чтобы обращать на это внимание.

– Бесполезно. Его нет дома. Они ссорились вчера. Я слышал что-то про летний домик. Видимо, папа собрался туда на выходных. Мама разозлилась и накричала на него. Я зажал уши, не хотел слышать, что она кричит… А он… все равно поехал.

Я что-то припоминаю… Разговор между Филипом и рыжеволосой в ресторане…

– …поедем каждый на свой машине и ты будешь меня ждать… увидимся там, чтобы она…

– …совсем скоро… я жду с нетерпением… Домик… Великолепно.

Я чувствую, как бледнею. Видимо, мои опасения отразились на лице, потому что Лео смотрит на меня в ужасе.

– Мама плохо себя чувствует. Я знаю. Но ведь она не собирается?..

Не получив немедленного ответа, он хватает меня за руку и трясет.

– Нет же? Скажите, что она не думает!..

Я собираюсь с силами и как можно спокойнее говорю:

– Нет, Лео, твоя мама не собирается убивать себя. Тогда она не стала бы брать свои вещи. Я видела, как она отъезжала. У нее были с собой сумки.