— Я бы на их месте тоже не пришла, — согласилась с братом расстроенная Яночка. — Разве что попозже, в полночь например. Придется нам с тобой приискать другое место, где ни мотоциклы не ездят, ни автомобили и люди тоже не шляются толпами.

— Вот именно! Да еще орут на весь лес.

Еще немного посидели, уж очень устали, не хотелось двигаться. Да и обидно было не солоно хлебавши покидать место, где они уже давно прикармливали кабанов. И, судя по тому, что их хлеб регулярно исчезал — прикормили. Может, разойдутся эти шумливые люди, затихнет все и выйдут из лесу на кормежку осторожные кабаны. И только когда громогласная компания молодежи расположилась как раз напротив их засады по ту сторону дороги и принялась нестройно и фальшиво орать популярный шлягер, дети не выдержали. Пора возвращаться домой, тут ничего не высидишь. Дома их уже ждали. Еще издали, подходя к дому, Яночка с Павликом увидели у крыльца большую овчарку. Она очень хорошо смотрелась в ярком свете лампы над входной дверью. Овчарку увидели все трое. Бегущий впереди Хабр остановился, Павлик и Яночка тоже.

— Собака милиционера, — сказала Яночка. — Я ее по лицу узнала.

Милицейская овчарка лежала неподвижно и делала вид, что не замечает Хабра. Подняв нос, Хабр немного понюхал воздух у крыльца, но без особого интереса. Каждый день ему встречалось множество собак, к которым он относился довольно миролюбиво. А кроме того, двор не был его территорией, здесь часто сшивались чужие собаки, имевшие на двор такие же права, что и он, Хабр. Со своей стороны, милицейский пес был тоже умным, да к тому же и прекрасно обученным боевым псом. Обучили его многим милицейским премудростям, и он прекрасно знал, что без приказа нельзя набрасываться ни на кого. Здесь он был гостем, значит, следовало сохранять индифферентное спокойствие. Но на всякий случай овчарка все же предпочитала не глядеть на то (или на того), что могло нарушить это спокойствие. Каким-то шестым чувством Яночка поняла, что обе собаки заключили нечто вроде соглашения, но все же решила не рисковать и тихим, pexhrek|m{l голосом приказала:

— Хабр, домой!

Хабр не спеша поднялся по ступенькам крыльца, вбежал в дом и тут с ходу занялся новыми для него запахами. Яночка и Павликом вошли вслед за собакой, тихонько закрыв за собой дверь. Тихонько потому... Сами хорошенько не знали почему, просто подсознательно поступили так из вежливости по отношению к чужой собаке, которую пришлось оставить во дворе.

Итак, тихонько закрыв дверь, дети вслед за всегда бесшумно двигающимся Хабром так же тихо поднялись по лестнице. Не специально, просто на ногах были кроссовки на мягкой подошве, а поднимались они не бегом, как обычно, а шагом, так как здорово сегодня устали. Вот и получилось, что их никто не услышал, зато они; когда добрались до второго этажа, очень хорошо услышали громкий истерический голос женщины.

— А стекло в окне она выбила под предлогом тушения пожара! — почти кричала Мизина мама.

— Это я вам говорю, почему не записываете? Возможно, сама и подожгла дом, хотя там, говорят, были какие-то малые дети! И брильянты, разумеется, исчезли! Брильянты, неимоверные ценности! И это безобразие, что милиция позволяет воровкам действовать так нагло! Ведь если так и дальше пойдет, порядочной женщине нельзя будет на себя ничего надеть, буквально ничего!

Переглянувшись, Павлик с Яночкой так и замерли на месте, потрясенные и сбитые с толку.

Словно понимая происходящее, Хабр, уже подбежавший к приоткрытой двери, не вошел в комнату, а вернулся к детям, замер и лишь настороженно стриг ушами. Дверь распахнулась шире, и незнакомый мужской голос у самого выхода произнес:

— Да, да, я все понял, об этом вы уже говорили, благодарю вас.

Но от Мизиной мамы не так-то легко было отделаться.

— Говорю вам, она и в ванную заходила! Впрочем, женщину можно понять. Если в доме пожар, наверняка собралась толпа, а женщина не может показаться на людях, если она растрепана и не напудрена. Так что зашла попудриться — и все! Все драгоценности пропали!

И опять дверь вроде бы открылась пошире, но тут же ее кто-то потянул назад. Похоже, кому-то хотелось выйти из комнаты, а кто-то мешал этому человеку выйти. Мужской голос напрасно пытался положить конец показаниям разошедшейся дамы.

— Да, да, уважаемая пани, все это вы мне уже говорили, у меня все записано, не беспокойтесь. дама не унималась:

— А милиции на все наплевать, разве у нее найдешь понимание?

Тут дверь стремительно распахнулась — видно, у милиционера иссякло терпение и он силой вырвался из комнаты. Это был знакомый детям поручик милиции, хозяин овчарки.

Окаменевшие Яночка с Павликом не пошевелились, и поручик наскочил прямо на них.

— А, вот и вы! — обрадовался он. — Наконец-то пришли! А я уж жду вас, жду. Вы должны дать показания...

От необходимости отвечать детей избавила Мизина мама, поспешившая вслед за поручиком. За ней виднелась Мизя. Похоже, она уже легла спать, потому что была в пижамке, и вся так и пылала от возбуждения. Еще бы, такая сенсация! Наверное, она уже дала показания.

Одновременно раскрылась другая дверь, выглянул пан Хабрович. Внизу тоже заскрипели двери, слышно было, как кто-то поднялся по ступенькам лестницы. Видимо, там хотели знать, что такое происходит наверху.

Яночка уже поняла, что происходит, и лихорадочно пыталась вспомнить — о том, что выдуманная ею кража происходила в Рыбацких Контах, она сказала Мизе или только собиралась? И упоминала ли она о рубинах или дело ограничилось одними брильянтами?

Поручик милиции производил впечатление человека, оглушенного избытком информации, растерянного и вообще замученного. Но долг есть долг, и он приступил к его исполнению.

— Расскажите мне все, что знаете, — сказал он Павлику и Яночке. — Wrn-то тут напутано. Не бойтесь, это пока не официальный допрос, а просто сбор предварительных показаний. Уже поздно, поэтому давайте покороче. Что вам известно о краже и откуда? И тут Яночка с Павликом отчетливо осознали что загнаны в угол, откуда нет выхода. К поручику они сразу почувствовали симпатию. Это был еще молодой человек с худощавым, приятным и умным лицом. К тому же у него такая замечательная собака! Уже сам факт наличия у человека такой отлично воспитанной собаки делал человека достойным всяческого уважения и особого к нему отношения. И выходит, такому человеку они просто не имели права соврать, а сказать .правду... Признаться в присутствии всех этих жадно слушавших людей о том, что и пожар, и кражу брильянтов Яночка просто выдумала, было просто невозможно. Исключено! Да даже если бы и не было всех этих посторонних, дети не могли выявить истинную причину выдуманного преступления, то есть объяснить, зачем Яночке понадобилось задержать Мизю в порту и так далее. Нет, ничего объяснять и ни в чем признаваться Яночка с Павликом не имели права. Впрочем, отвечать следовало одной Яночке, это она выдумала сенсационную кражу, ей и отдуваться теперь. Павлик не мог прийти на помощь сестре и обреченно молчал, потому что насмерть забыл выдуманные сестрой подробности сенсации. Не помнил даже, принимал ли он личное участие в выдуманных ею событиях. Бедная Яночка тоже не сразу решилась говорить. Однако делать нечего, и девочка неуверенно начала давать показания;