– Женщину здесь убили? – спросил Джулио, пока они огибали внушительного лаборанта, осматривающего мебель в поисках отпечатков пальцев.

– Нет, – ответил Малвек, – слишком мало крови. – Он все еще продолжал приглаживать пальцами волосы. – Убили в другом месте и… привезли сюда.

– Зачем?

– Вы увидите зачем. Но, черт возьми, вряд ли вы поймете зачем.

Раздумывая над этим загадочным заявлением, Джулио шел за Малвеком в хозяйскую спальню. Остановившись на пороге, он открыл рот от изумления и на какое-то время потерял способность дышать.

За его спиной Риз произнес:

– Твою мать!

Обе прикроватные лампы горели, и однако в углах комнаты было темновато. Тело Ребекки Клинстад располагалось в самом ярко освещенном месте – рот открыт, глаза расширены при встрече со смертью. Она была раздета донага и распята прямо над большой кроватью. По гвоздю через каждую ладонь. По гвоздю под каждым локтем. По гвоздю через каждую ступню. А из ямочки под горлом торчал костыль. То не была классическая форма распятия, потому что ноги были неприлично раздвинуты, но что-то очень похожее.

Полицейский фотограф все еще продолжал делать снимки в самых разных ракурсах. С каждой вспышкой мерещилось, что мертвая женщина на стене движется.

Разумеется, это было игрой воображения, но казалось, что она дергается на гвоздях, которыми прибита к стене.

Джулио никогда не доводилось видеть ничего столь чудовищного. Тем не менее было совершенно очевидно, что это сделано не в приступе слепого безумия, а с холодным расчетом. Ясно, женщина, когда ее сюда привезли, была уже мертва, потому что раны, проделанные гвоздями, не кровоточили. Ее худенькая шея перерезана, что скорее всего и послужило причиной смерти. Убийца – или убийцы? – потратил довольно много времени и сил, чтобы найти гвозди и молоток (который сейчас лежал на полу в углу спальни), поднять тело, удерживать его в нужном месте и точно загонять гвозди в холодную мертвую плоть. При этом голова, видимо, падала вперед, на грудь, а убийца, судя по всему, хотел, чтобы она смотрела на дверь («приятный» сюрприз для Рейчел Либен), поэтому он проволокой приподнял ее подбородок, а концы закрепил на гвозде, вбитом над ее головой. Пусть смотрит перед собой. Он также открыл ей глаза и клейкой лентой закрепил веки, чтобы она смотрела невидящим взглядом на того, кто найдет ее.

– Я понимаю, – сказал Джулио.

– Да, – согласился потрясенный Риз.

Малвек удивленно моргнул. На его бледном лбу блестели капельки пота, вряд ли вызванные июньской жарой.

– Вы, наверное, шутите. Вы понимаете это… безумие? Вы понимаете, зачем он это сделал?

Джулио объяснил:

– Эрнестина и эта девушка были убиты прежде всего потому, что убийца нуждался в машине, а у них была машина. Но когда он разглядел Клинстад, он выбросил другое тело и привез это сюда, чтобы оставить в качестве предупреждения.

Малвек нервно запустил пальцы в волосы.

– Но если этот психопат собирался убить миссис Либен, почему он просто не приехал сюда и не сделал это? Зачем оставлять такое… предупреждение?

– Вероятно, у убийцы были основания предполагать, что ее не будет дома. Может, он сначала позвонил, – предположил Джулио.

Он вспоминал, как нервничала Рейчел Либен, когда он допрашивал ее в морге несколько часов назад. Он почувствовал тогда, что она что-то скрывает и чрезвычайно напугала. Теперь он понял: уже тогда она знала, что ее жизнь в опасности.

Но кого она боялась, почему не обратилась к полиции за помощью? Что она скрывала?

Фотограф все щелкал камерой.

Джулио продолжал:

– Убийца знал, что ему не удастся сразу до нее добраться, но хотел, чтобы она знала, что он придет потом. Он хотел, а может, то были они, напугать ее до смерти. И когда он как следует разглядел эту женщину, Клинстад, которую убил, он понял, что ему нужно сделать.

– А? – спросил Малвек. – Я что-то вас не понимаю.

– Ребекка Клинстад была очень соблазнительной, – объяснил Джулио, показывая на распятую женщину. – Как и Рейчел Либен. Очень похожие фигуры.

– И волосы у миссис Либен почти того же цвета, что и у этой девушки, – согласился Риз. – С медным отливом.

– Тициановские, – добавил Джулио. – И хотя эта женщина далеко не так красива, как миссис Либен, между ними есть определенное сходство, тип лица тот же.

Фотограф сделал паузу, чтобы сменить пленку в фотоаппарате.

Малвек покачал головой.

– Давайте поставим все точки над «i». Значит, так: миссис Либен должна была рано или поздно прийти домой и, войдя в комнату, увидеть эту распятую женщину и сообразить по сходству, что этот психопат на самом деле хотел распять на стене ее.

– Да, – подтвердил Джулио. – Во всяком случае, я так думаю.

– Да, – поддержал Риз.

– Милостивый Боже, – Малвек зябко передернул плечами, – да понимаете ли вы, насколько черной, горькой и глубокой должна быть его ненависть? Кто бы он ни был, что такого миссис Либен могла сделать, чтобы он ее так ненавидел? Почему у нее такие враги?

– Очень опасные враги, – согласился Джулио. – Это все, что я знаю. И… если мы ее быстро не найдем, то вряд ли найдем ее живой.

Опять полыхнула вспышка. Фотограф возобновил работу. Казалось, труп продолжал подергиваться. Вспышка, подергивание. Вспышка, подергивание.

Когда лопнула правая передняя шина, Бен почти не снизил скорость. Сражаясь с рулевым колесом, он проехал еще половину квартала. «Мерседес» подпрыгивал, трясся и дергался, бедный инвалид, старающийся выручить.

Фар за ними пока не было видно. Преследующий их «Кадиллак» еще не успел свернуть за угол на расстоянии двух кварталов за их спинами. Но он покажется. И скоро. Бен с отчаянием смотрел то вправо, то влево.

«Интересно, какую лазейку он ищет», – подумала Рейчел.

И тут он ее нашел: одноэтажный оштукатуренный дом с табличкой «Продается» на фасаде. Дом стоял на большом участке в пол-акра, трава не скошена. От соседей его отделяла стена из бетонных блоков высотой в восемь футов, тоже оштукатуренная, и за ней вполне можно было спрятаться. На участке также росло множество деревьев и кустов, остро нуждающихся во внимании садовника.

– Эврика! – воскликнул Бен.

Он свернул на дорожку, ведущую к дому, потом по лужайке за угол и оказался с задней стороны. Там он поставил машину на бетонированную площадку под деревянным навесом террасы. Выключил мотор и фары. Они оказались в полной темноте.

Остывая, горячий металл машины издавал тонкий свистящий звук.

В доме никто не жил, так что некому было выйти посмотреть, что происходит. И поскольку участок был изолирован от соседей с обеих сторон стеной и деревьями, никто из них тоже не поднял тревогу.