На борту вместительного пассажирского отсека находилось еще несколько вооруженных бойцов, одного из них Димка узнал – здоровенного темнокожего детину в потрепанной шинели звали то ли Максим, то ли Лумумба, не запомнить типа со столь примечательной наружностью было невозможно – не каждый день перед тобой разгуливают негры. Поймав взгляд Димки, тот доброжелательно улыбнулся, растягивая немного вывернутые губы, и подвинулся, освобождая место рядом с комиссаром. Пес запрыгнул следом за искателями и улегся на пол дрезины поближе к корме, где внушительно поблескивал установленный на кустарной треноге пехотный пулемет Дегтярева да торчал шток с провисшим красным флагом.

Едва все расселись, как дрезина, заурчав громче, тронулась, и навстречу поплыли стены туннеля. И без того неяркий свет станции быстро потускнел, сдавшись нахлынувшей тьме и оставшись за спиной. И только флаг, неподвластный тьме, гордо развевался за кормой.

– Докладывай, – приказал Русаков четким, властным голосом, легко перекрывая шум двигателя.

Димка такой дикцией похвастаться не мог, поэтому обрисовал ситуацию по возможности лаконично, стараясь не вдаваться в несущественные детали. Рассказал о найденных останках в квартире на поверхности, о столкновении с клыканами, а самое главное – о вязальщике. Комиссар слушал внимательно, не перебивал, а когда Димка закончил, одобрительно хлопнул его по плечу, резюмируя:

– Молодцы, товарищи искатели, оправдали репутацию. Останки наших товарищей найдем и предадим погребению, негоже так бросать. А тварь эту выжжем, не беспокойся, и не с такими справлялись. Ладно, отдыхайте.

Димка с облегчением вздохнул, лишь сейчас ощутив, насколько же он вымотался после ночной вылазки. Жаль только, что подремать не выйдет – до Павелецкой доберутся быстро. Да и тревога, растущая в душе с каждым проглоченным дрезиной метром, тоже не позволит полностью сомкнуть глаз.

Сейчас его больше беспокоила не тьма, клубившаяся вокруг несущегося транспорта, а тьма, вздымавшаяся внутри, захватывавшая душу. Что-то подступало, все ближе и ближе… Что-то темное. Он почувствовал, что ему тяжело дышать. Знакомое и жуткое ощущение, испытанное когда-то вблизи Боровицкой при нападении Охотника, вернулось с новой силой, подступая мутной волной, грозящей захлестнуть рассудок. Димка судорожно стиснул оружие, стараясь волевым усилием стряхнуть наваждение, перебить подступающую ломку…

И все-таки соскользнул в иную реальность – провалился как в бездонную пропасть, где его ждала лишь боль воспоминаний.

«Только не это», – мелькнула тоскливая мысль при виде уже знакомой картины.

Картины, от которой сердце будто покрылось коркой льда, спасая разум и чувства от уже когда-то пережитой душевной боли.

Он находился в той самой квартире недалеко от Третьяковской, где закончилась его прежняя жизнь и началась новая. В центре комнаты, медленно, словно нехотя, занимался пламенем погребальный костер, бросая отсветы колеблющегося пламени на стены вокруг. Тела Олега-Натуралиста и Анюты бережно уложены на разбитую пулями тахту, рука к руке. Лицо Анюты казалось умиротворенным, живым, словно она спала после тяжелой, но честной, сполна выполненной работы. Голову Олега пришлось закрыть капюшоном куртки, чтобы скрыть ужасный след от пули снайпера, разбившей череп. Тахту щедро обложили всем, что попалось под руку и могло гореть. В поисках топлива пришлось часа два шарить по соседним квартирам – разбитые шкафы, обломки коек и диванов, куски столов, полки и карнизы. Этажом выше даже нашли в одной из квартир спекшиеся от непогоды в трухлявую массу кипы книг и газет. Они и пошли на растопку.

Сквозь рамы с торчащими осколками стекол в комнату вливался свежий воздух, а за окном дышала серая предрассветная тьма, издавая едва слышные звуки звериных шагов, далекий вой, хлопот крыльев. Мир за окном жил своей жизнью, ему не было дела до чужих мертвецов, да и мертвым все равно, что с ними станет после гибели. Но ритуалы существуют для живых. Именно им важно, как проводить в последний путь своих мертвецов, именно в их памяти навсегда останется то, что будет сделано для покинувших этот мир. Поэтому старших «санитаров» решили сжечь, чтобы их тела не достались зверью.

Огонь заберет плоть, сохранив в душах последователей светлую память.

И печаль.

Анюта… Димка знал ее не больше суток, а прощался с ней, как со старшей сестрой, которой у него никогда не было. Доброй, все понимающей, замечательной. Олега он знал намного дольше, но только за последние часы этот человек стал ему старшим братом. А до этого он, как последний глупец, относился к нему враждебно, даже ненавидел, виня в своих бедах… Но тогда он просто не знал всей правды. А теперь он потерял их обоих.

И не только он.

– Больше мы ничего не сможем для них сделать, – тихо обронила Наташа.

Димка кивнул. Он стоял рядом с девушкой, обнимая ее за плечи и мысленно прощаясь со старшими товарищами. Теми, кто привел их к началу нового пути, но не смог пойти с ними дальше. Он и Наташа думали каждый о своем и одновременно – об одном и том же. Он знал, что произойдет дальше, потому что все это уже было, и все повторялось в точности. Даже понимая это, он не мог ничего изменить, не он владел этим сном – сон владел им, твердой рукой вел по картине прошлого.

Но все ощущения удивительно яркие, настоящие.

После боя с Панкратовым на истерзанном теле ныли раны. Огнем горела правая щека, кровь на которой запеклась набухшей липкой коростой. Кровью Анюты он прошел крещение, получил ее посмертный дар и стал измененным. Мудростью Олега он принял этот дар душой, хотя и сопротивлялся поначалу, ведь неизвестность всегда страшит. А теперь оба наставника лежали среди обломков мебели, сгорая в очищающем огне. Как в избитой сказке, эти двое любили друг друга и умерли в один день от пуль ганзейского снайпера.

Огонь, поначалу неохотно принявший богатое подношение, теперь разгорался все сильнее, со всех сторон охватывая тахту жаркими объятиями, взметая языки пламени почти до потолка. Повалил тяжелый удушливый дым. Жар ощутимой волной ударил в лица. Димка знал, что через несколько минут, забрав все трофейное оружие, предусмотрительно собранное в коридоре, им придется уйти. А пока на его плече – лишь ремень привычного «Бизона».

Он повернулся, вглядываясь в осунувшееся лицо Наташи. Ее глаза влажно блестели, но настоящих слез не было. «Санитары» не плачут по своим умершим. Никто из них не уходит навсегда. И Димка все еще ощущал их присутствие рядом – доброжелательность Анюты, миролюбие Олега… И тех, кто погиб еще до них, – молчаливый Испанец, юный и простодушный Игорь, старик Остапыч, безымянные близнецы…

– Пора, – казалось, это сказал не Димка, а кто-то вместо него, глухо, как сквозь вату. Но все так и было. Он видел сон, который уже не изменить. И, как и раньше, ему не хотелось видеть, как пламя пожирает тела близких людей, превращая их в обугленные скелеты.

Наташа кивнула, бросила прощальный взгляд на чадящее пламя, в котором почти полностью скрылись тела товарищей, и вышла в коридор. Димка тоже начал поворачиваться, вернее, не он сам, а его тело начало поворачиваться, следуя уже запечатленным в прошлом событиям, но тут что-то пошло не так.