– Ну да, конечно, – хмыкнул Соленый, провожая охранника презрительным взглядом. – А мы, как всегда, на правах гостей корячимся и рискуем жизнью, выясняя, что же тут у них происходит, куда люди пропадают. Просто офигенное гостеприимство!

– Серёга. – Изувеченная ладонь Димки твердо легла на локоть сталкера. Тот дернулся, словно от удара током, и замер, глядя на парня каким-то застывшим взглядом. – Успокойся. Все позади. Все целы. Задание выполнено, мы возвращаемся домой. Все понял?

Когда было необходимо, Димка мог успокаивать подобным прикосновением лучше, чем любыми разговорами и увещеваниями. Снимал напряжение, сидевшее у человека внутри сжатой пружиной. Вот и сейчас подействовало – черты лица Соленого слегка разгладились, скованная усмешка стерлась с губ. Но враждебность полностью не ушла – осталась, как заноза глубоко в сознании.

– Хорошо… Стажер. Только не делай так больше.

– Как скажешь, – Димка пожал плечами с напускным равнодушием.

В отличие от Соленого, ему самому помочь могла только Наташа, а до нее нужно еще продержаться. Так что не стоило расточать силы на тех, кто этого все равно не оценит. Да нет, неправда. На самом деле Серёга Соленый его ценил, и Димка это чувствовал. Просто тот не хотел себе в этом признаваться, ему было комфортнее считать залетного сталкера, возглавившего их тройку, задавакой и выскочкой. Да еще давняя история из личного прошлого Соленого не позволяла ему вот так легко принять Сотникова, как равноценного партнера. Ведь от протеже Леденцова, хоть тот и выглядел обычным пацаном, ощутимо попахивало мутантом, а мутантов Соленый, мягко говоря, недолюбливал.

Короткий эскалатор безо всякого перехода спускался к началу платформы, обрамленной частыми колоннами из светлого желтовато-серого мрамора, подпиравшими высокий свод. Оборона Автозаводской была устроена крайне просто, можно даже сказать – аскетично. Туннель, ведущий на Коломенскую, даже не охранялся, давно и надежно запечатанный гермозатвором: гостей оттуда не ждали, так как после Коломенской начиналась весьма опасная радиоактивная зона. На самом деле эту информацию давненько уже не проверяли, может, и нет там никакой радиации, но желающих убедиться лично не находилось. А на путях к Павелецкой соорудили две пулеметные точки, перекрывая возможные подступы, и серьезный подход в данном случае крайне необходим – от чертовщины, творящейся на станции-соседке, защита только одна – плотный пулеметный огонь и жаркое пламя огнеметов. И хотя прорывов дальше Павелецкой давненько не случалось, пока справлялись и сами защитники станции, но береженого, как говорится…

Ступив с лестницы на пустующую ночью платформу, Димка первым делом скользнул взглядом по рядам просторных семейных палаток, где ютилась часть жителей из тех, кому не достались удобные комнатушки в вагонах состава, который навечно встал на левом пути, переоборудованный под жилье и служебные конторы. Официально утро начиналось в шесть, когда вместо тусклого аварийного освещения рукой дежурного врубался «дневной» режим – немногочисленные уцелевшие лампы под сводом, накал которых был ненамного ярче авариек, но и это лучше, чем ничего. Димка с грустью подумал, что зачастую он толком и не видит жизни на станциях, на которых приходится бывать, так как его работа почти всегда связана с ночным временем.

В первом вагоне состава был устроен кабинет коменданта станции, но до него дойти не успели – внимание группы искателей привлек знакомый лай, донесшийся с правого пути. Оказалось, что там, приглушенно тарахтя бензиновым двигателем и окутавшись облаком гари, стоит готовая к отходу дрезина, на которую уже грузятся вооруженные люди.

– Товарищ Сотников! – заметив его, строго окликнул один из людей, оказавшийся комиссаром Русаковым, личностью на Автозаводской весьма известной. На платформе рядом с дрезиной крутился крупный пес со смешным именем Карацюпа, встретивший искателей задорным лаем, – узнал, запомнив их с прошлого раза. Пес всегда сопровождал комиссара живым боевым талисманом.

Не оглядываясь на своих спутников, Димка живо свернул с намеченного маршрута – именно этому человеку они и должны были доложить о результатах поисков на поверхности в первую очередь, и уж потом своему непосредственному руководству – капитану Леденцову. Русаков был, что называется, командиром от Бога и умел с первого взгляда внушать уважение. Среднего роста, крепкая подтянутая фигура, решительные, волевые реплики, рубленые жесты – красноречивее иных слов. Солидности облику прибавляла и шикарная кожаная куртка, поскрипывавшая при каждом движении, и внушительных размеров кобура, оттягивавшая широкий кожаный пояс.

В политике Димка разбирался слабо, знал лишь, что интерстанционалисты с троцкистским уклоном (эти ярлыки-определения ему совершенно ни о чем не говорили, просто он уже слышал нечто подобное от Каравая) имели какое-то отдаленное отношение к Красной Линии, но действовали самостоятельно, постоянно подчеркивая свою полную независимость от «старших товарищей». И еще ходили упорные слухи о боевых рейдах интерстанционалистов по тылам Рейха, где без человеческих жертв не обходилось. Так что в решительности этим людям не откажешь. Наверное, вот в такой рейд и собрались. А вообще, все эти политические игры в «наших» и «не наших» с некоторых пор казались Димке каким-то бессмысленным и жестоким ребячеством. В полной лишений жизни людям давно пора сплотиться перед лицом общей угрозы – суровой окружающей реальности, а они все никак не навоюются между собой. «История учит, что если нация разобщена, то ей не выжить». Фраза принадлежала Караваю, обронившему ее как-то в задушевном разговоре в минуты отдыха, и Димка накрепко ее запомнил, так как учуял в ней жизненную правду.

– Садись, Сотников, по дороге доложишь, – приказал комиссар не терпящим возражений тоном.

– И вам доброго здравия, товарищ комиссар, – с добродушным укором поприветствовал его Каравай, на что Русаков лишь сухо кивнул, всем своим видом показывая, что сейчас ему не до пустого сотрясения воздуха, есть дела поважнее. Соленый тем более предпочел промолчать – как-то попытался брюзжать при комиссаре в своей привычной манере, да тот быстро поставил его на место. Проникновенно и доходчиво объяснил бойцу, что его политическая сознательность, судя по поведению, стремится к нулю, и если он желает хоть немного отличаться от говорящей обезьяны, то сперва стоит слезть с гипотетической ветки и научиться слушать команды, вот тогда может и человеком станет. При этом разговоре комиссар многозначительно похлопывал ладонью по кобуре с пистолетом, а за его спиной стояло несколько преданных бойцов, сверля горе-искателя насмешливыми взглядами.

– Мне необходимо потолковать с караванщиками, уточнить кое-какие детали для полноты доклада, – все же попытался настоять на своем Димка.

– Сотников, ты только что с задания, у тебя что, ноги казенные? Пользуйся случаем, садись уже, успеешь еще с караванщиками наговориться. Живее, искатель, нечего зря горючее жечь!

Димка мысленно чертыхнулся и перепрыгнул с платформы на дрезину. Комиссар прав – и он сам, и его товарищи заслужили отдых, а караванщики все равно собирались в Ганзу, так что на Кольце он их еще успеет перехватить и потолковать. Да и приближающаяся ломка гнала его к Наташе все сильнее, нужно спешить, все разговоры потом. Соленый и Каравай молча последовали за ним. В присутствии комиссара любой треп, не имеющий отношения к чему-то важному, всегда прекращался, как по волшебству.