Ольга сделала шаг, другой в темноте. На лестницу не проникал даже свет луны. Зато гостиная внизу была им залита. Дорогая итальянская плитка полностью заглушала звук шагов, никаких скрипов и протяжных стонов деревянных половиц. Вот и выключатель. Она нажала его – лестница осталась погружённой в темноту. На полу её телефон. Дисплеем вверх, USB в розетке, но зарядка не идёт.

Всё электричество в доме умерло.

Лишь луна заглянула в окошко, чёткие неподвижные тени в бледном размазанном свете. Надо спуститься туда, в кухонных шкафчиках есть всё необходимое: и мощный фонарь, и налобные фонарики «Петцл», и даже свечи для романтического ужина.

«И великолепно наточенные кухонные ножи», – эта мысль пришла без спроса. Ольга стояла на верхней ступеньке лестницы, взявшись рукой за перила, и, похоже, поняла, что не так. Ночь была тихой, почти без ветра. И всё же неуловимо присутствовал какой-то странный и на грани слышимости звук внизу. Вроде бы в гостиной. Показалось? Или… вот только что снова?! Как будто… очень тихая беседа, игнорирующая сам факт неуместности таких бесед в чужом доме в гостиной, где нет света. Или ещё ниже, в гараже? Как ни комична подобная реакция, но Ольга сглотнула.

– Эй, слышишь, выбило пробки! Давай-ка, займись делом, лентяй! – крикнула она, понимая, что делает. Хотя о гастролёрах здесь давно и не слышали, возможно, воришка или сезонные рабочие решили поживиться чем-то во вроде бы пустующем доме на краю посёлка. И она давала им возможность уйти, одновременно предупреждая, что находится в доме не одна. Так шумом, хлопками в ладоши и болтовнёй распугивают дикое зверьё на лесных тропах. А может, и вправду в дом забрался дикий зверь, и это его приглушённое ворчание она слышала?

Ответа не последовало. Ольга смотрела вниз в гостиную, чуть наклонив голову. Её рот снова скривился. Сиротливое ощущение подкралось к сердцу: тревожный лунный свет и густая тень – с ней ведь что-то не так? Оказывается, какое-то время она это видела, но осознание стало приходить только сейчас. Тень от колонн… Сухой ком, который Ольга пыталась проглотить, вновь подступил к горлу. Их было две. Совершенно одинаковые стройные несущие колонны, которые уходили в высокий потолок, под крышу. И они должны были отбрасывать совершенно одинаковые тени. Теперь уже не сиротливое ощущение, а чьи-то холодные пальцы коснулись её сердца и легонько надавили на него.

Две тени должны были выглядеть одинаково. Но они отличались. Словно у одной в нижней части образовался уродливый нарост. Возможно, к колонне прислонили что-то объёмное, что-то высотой в человеческий рост. Ольгин взгляд застыл, а губы мгновенно высохли. Не было у них с собой ничего такого объёмного, но она всё ещё пыталась убедить себя, что это всего лишь неверное искажение в лживом лунном свете. А потом

(что это?!)

всё поменялось. Больше не гусиная кожа, а леденящая волна поднялась по Ольгиной спине. Потому что эта неправильная тень пришла в движение. Отделилась от колонны и медленно и бесшумно заскользила в её сторону. К нижним ступенькам лестницы.

– …Кто здесь?! – диким и каким-то болезненно-визгливым воплем сорвалось с Ольгиных губ.

Тень приближалась. И в самих её очертаниях, и в том, как она плыла, было что-то неправильное, невозможное.

– Я вооружена! – яростно выкрикнула Ольга. Но голос её захлебнулся, выдавая в угрозе жалкое отчаяние.

Тень уже почти достигла нижней ступеньки лестницы. Эта жаркая волна повторилась, буквально сковав ноги. Ольга так и стояла, застыв, словно схваченная металлическими оковами подступающего ужаса. Словно её воля тонула в чём-то ватном, болезненно-уродливом, вызывающем дурноту. И пространство вокруг тоже стало больным, рыхлым и искажённым, заразив её этой беспомощностью. Ольге следовало бы бежать, но всё уплывало куда-то, проваливалось в тоскливую безнадёгу, о которой она прежде не знала. И где-то, возможно, очень далеко,

(или прямо у ворот?)

послышался звук автомобильного двигателя и что-то ещё…

(насмешка?)

На миг тень остановилась. Качнулась в сторону от лестницы и снова остановилась, будто раздумывая, и стала возвращаться. Но этого мига Ольге хватило.

«Нож», – мелькнула обжигающая мысль. И это показалось спасением. Из дурной размытости реальность совсем чуть-чуть вернулась в привычные контуры.

С трудом Ольга отлепила от пола ставшую неимоверно тяжёлой ногу и сделала шаг назад. Тень как бы капризно дёрнулась и заскользила быстрее. Ольга начала делать следующий шаг, но теперь мгновение растянулось, и она смогла увидеть, как трансформировалась приближающаяся тень. Словно там, внизу, за ней действительно явился

(дикий зверь?)

не человек, не совсем человек, выбрался из своего логова, чтобы увести её в такое место, которого не сыскать на лицевой стороне Мира.

«Нож», – подумала Ольга. Большой швейцарский нож на все случаи жизни. Её писака всегда возил с собой свой любимый нож и почти никогда им не пользовался. Один раз, когда они устроили пикник на морских скалах, и понадобился штопор, и… вчера вечером.

«Яблоко. Вчера перед тем, как уйти, он нарезал мне яблоко».

– Лишь бы оставил его там, – прошептала она и бросилась в спальню, захлопнув за собой дверь.

Нож был там. Лежал на прикроватной тумбочке. Глаза уже привыкли к лунному свету, и она увидела, как серебряный лучик отразился от раскрытого лезвия. Услышала, как клацнули её зубы, и тихий, похожий на безумное ворчание, свой собственный голос:

– Венгеровская сталь… большой армейский нож… Иди, иди сюда, больная тварь.

Шаги, приглушённые шаги по лестнице, но теперь она могла их слышать, пусть и в собственном воображении. Шаги резонировали с её сердцебиением, оглушительным в этом подкрадывающемся безмолвии.

– Ну иди, иди, – прохрипела она громче. – Я не знаю, кто ты или что ты, но иди скорее!

Рука с выставленным вперёд лезвием ножа дрожала, почти ходила ходуном. Лоб, лицо и всё тело покрыла испарина, пропитанная отвратительным запахом страха. Ольгин взгляд сфокусировался на дверной ручке, и она не знала, сколько длилось это ожидание.

– Ну, скорей, больная тварь! – выдавила она. Волоски на спине, словно от статического электричества, тут же зашевелились, и что-то качнуло желудок. – Давай!

Дверная ручка, как и лезвие ножа, тускло отливали серебром. И что-то внутри неё отказывалось, не могло больше терпеть этого ожидания, выдерживать сосуществования с этим длящимся страхом. И она лишь прошептала:

– Иди!

Тишина, неподвижность. Но тишина какая-то густая, словно зверь в ночи принюхивается, раздумывает, решая, как ему быть. И он совсем рядом.

Горло всё высохло, она скосила взгляд на балконную дверь. Бежать… Высоко: ещё цокольный этаж, и дом стоит на склоне, в лучшем случае она сломает ноги, станет совсем беспомощной. Подпирать дверь чем-то бесполезно – открывается наружу.