Шрифт:
Интервал:
Закладка:
42.
Единственным человек (не считая Эммы, конечно), которому я рассказала об Иалу (и то на исповеди) был отец Лев.
К счастью, он меня не узнал…
…С отцом Львом я познакомилась в пору моей работы в другой (жёлтой) газете, где бесплатно не пропускали ни строчки. Стыдно признаться, но даже миссионерский отдел Епархии сотрудничал с нами за деньги. Рубрику «Вера» вела я. А заодно — на соседней странице писала чепуху об НЛО и домовых в рубрику «Непознанное рядом». В своё оправдание могу сказать, что такой армагедон под одной обложкой в те годы творился чуть ли не в каждой редакции.
Раньше я вообще полагала, что журналистика — бесполезная профессия, кто- то вроде развлечения для самих же журналистов и даже хотела уйти крупье в казино.
Да и сейчас откройте любую газету или включите телевизор… Поэтому брать интервью у отца Льва мне всегда было немного стыдно, тем более, что читатели не спешили присылать свои вопросы, как было задумано изначально, и мне приходилось их придумывать самой. А заодно привирать про тираж. Не могла же я выдать редакционную тайну, если на последней полосе указана вполне конкретная цифра. Тем более, в газете я работала на птичьих правах, то есть за гонорар, но, как все внештатники, страстно мечтала попасть в штат.
Мне обещали, обещали, а потом сказали «нет».
Видимо, моё перо было недостаточно острым.
Газета славилась острыми перьями. А вечерами в редакции частенько устраивали пьянки и вполне нормальным считалось, если после порции веселья какая-нибудь парочка недвусмысленно уединялась в каком-нибудь кабинете. А иногда по редакции и вовсе бродили голые незнакомки, не имевшие никакого отношения к журналистике.
В общем, крики и вздохи доносились со второго этажа двухэтажного особняка в стиле хай-тек довольно часто, смущая монахинь, как раз в это время обходивших территорию монастыря с крестным ходом.
Раньше на месте редакции находились кельи, потом в советские годы часть их занял какой-то склад. А позже — вырос, как гриб, особняк самого интересного и скандального издательства в городе.
Как к такому соседству относились в женском монастыре — до конца не известно.
Хотя однажды мне удалось побеседовать с его настоятельницей. Близилось 300-летие монастыря, и мы решили сделать реверанс в сторону допекаемых нами соседей и отдать целую полосу под репортаж о жизни монастыря.
Говорили, в его стенах даже живёт монахиня, помнящая монастырь в его первозданном виде.
Оказалось, это правда. Более того, сестра Серафима отличалась какой-то особой прозорливостью.
Настоятельница обещала спросить у неё, не согласится ли она дать интервью, а мне сказала прийти на следующий день, а заодно посоветовала одеться немного поскромнее.
Я пообещала надеть длинную юбку и заплести косу.
Не знаю, что двигало мной на следующий день, но пришла я в той же самой одежде, не удосужившись даже собрать волосы хотя бы в хвост. Правда, юбку спустила до колен или даже чуть ниже в расчёте, что из-за длинного свитера не поймут, в чём дело. Но, видимо, настоятельница тоже была прозорливой.
— Нет, — решительно помотала она головой. — Не для того сестра Серафима уходила от мира, чтобы давать интервью. Зачем ей эта суета? Да и юбка на вас, я вижу, та же, что и прошлый раз.
Настоятельница сказала без укора, чуть заметно улыбаясь, но я растерялась:
— Я могу заплести косу…
— Сестра Серафима очень прозорливая, и сразу поймёт, что коса фальшивая, — поддразнивала настоятельница.
Впрочем, согласилась сама рассказать историю монастыря, и чем живёт он сейчас. В каких-нибудь двух метрах от редакции протекала совершенно другая жизнь. Два мира, два измерения, хоть и не совсем параллельных, иначе я не брала бы интервью у настоятельницы.
— А если послушница оказывается не готовой к постригу, — задала я давно интересовавший меня вопрос. — Что тогда?
— Тогда мы отправляем её в «Добрые вести», — улыбнулась одними только глазами настоятельница.
Да, я забыла cказать. Первая газета, где я работала, называлась «Добрые вести».
Почему я теперь вдруг вспомнила о первых двух месяцах работы в журналистике, я даже не знаю. Наверное, потому, что всё в жизни удивительно взаимосвязано, и снова и снова цепь событий показывает незримую заботу о нас.
А тогда я, конечно, страстно хотела, чтобы «Добрые вести» пожалели о потере и оттачивала, оттачивала своё перо… И однажды они пожалели, а мне даже передали слова их главного редактора: «Надо же, писала глупости про магов, и вдруг такие превосходные статьи».
Только место «превосходные», конечно, занимало непереводимое ругательство, которое непременно запикали бы в теле- или радиоэфире.
Да, через несколько лет «Добрые вести» закрыли, а потом и снесли особняк.
Сейчас там строят что-то для монастыря, а рядом разрастаются высоченные красные розы, даже выше тех, которые мне прислал единственный любимый Иалу.
Но вообще я собиралась рассказать не о женском монастыре и «Добрых вестях», а об отце Льве. В нашем городе он один из самых красноречивых и рьяных священнослужителей и вместе с тем он вполне лоялен к простым смертным. Даже на мою слабость к декольте и мини он закрывал глаза до тех пор, пока не понадобилось брать благословение у Владыки.
Вопреки предупреждению отца Льва одеться по возможности прилично, я умудрилась явиться в Епархию в джинсах, чем вызвала досаду священнослужителя. Но, к моему удивлению, Владыка смотрел только в глаза и спрашивал только, о чём я хочу написать. Благополучно благословил и, кажется, даже не заметил, во что я была одета.
Вообще джинсы не раз подводили меня — только считается, универсальная одежда журналиста. В другой раз приезжала американская делегация священнослужителей, и из аэропорта нужно было очень быстро попасть в главный собор города.
Увидев меня взъерошенную, с фотоаппаратом наготове без платка и в джинсах в сочетании с коротким свитером, оставляющим на всеобщее обозрение пупок с пирсингом один батюшка из делегации даже не смог сдержать слёз: «Ведь вы же в храм пришли».
Почему-то он смотрел на меня с такой жалостью, что я не выдержала и пошла переодеваться.
К счастью, недалеко в администрации работала моя хорошая знакомая, согласившаяся ненадолго поменяться со мной «низом», так что на место событий я вернулась в строгой юбке и шейным платком на голове.
Батюшка, которого я так расстроила, оказался доволен моим перевоплощением и даже пригласил в храм в Нью-Йорке.
«Только когда я там буду?» — подумала я.
Я ещё не знала, что… Но об этом позднее…
43.
Надо сказать, это
