но, честно говоря, я впервые увидел ее пьяной. Ее голова казалась слишком тяжелой для ее шеи, и она внезапно наклонялась влево или вправо на секунду или две, прежде чем она восстановила равновесие, даже села. Когда мы впервые сели, ее поза была скромной и немного жесткой, но через час она оживленно жестикулировала обеими руками, наклоняясь вперед, чтобы приблизиться к тому, с кем разговаривала, и каждые тридцать секунд хохотала. Она не была слишком пьяна, по крайней мере, пока, но я решил внимательно следить за ней и следить, чтобы она не переборщила сегодня вечером.

А пока я бы позволил Джун хорошо провести время. Казалось, она определенно наслаждается собой, и было приятно видеть, как она расслабляется. В то же время мне стало интересно, что вызвало такое радикальное изменение ее нормального поведения. Почему она позволила Мун уговорить ее пойти с нами сегодня вечером? Почему она решила позволить Мун переодеть ее и облачить в откровенное сексуальное платье? И почему решила выпить больше одного коктейля и действительно напиться? Было ли это просто азартом от отъезда из города, отрыва от повседневной рутины и начала собственного манхэттенского приключения? Была ли это возможность произвести новое первое впечатление, примерить другую личность с новыми людьми, которые на самом деле не знали, какой она была дома? Было ли это естественной эволюцией личности Джун, продолжением прогресса, которого она уже добивалась за последние несколько месяцев? Или она сделала шаг слишком далеко, слишком быстро, будучи опасно близка к тому, чтобы потерять контроль над собой?

Я не знал ответов ни на один из этих вопросов, и, если не считать вариант отрезвления Джун и ее допроса, вряд ли я их получу. А пока я хотел дать ей преимущество сомнения и веры в то, что она сможет справиться сама; Джун была 22-летним взрослым, а не 15-летним ребенком. До тех пор, пока она не потеряла чувство такта и не начала добровольно предоставлять личную информацию о МОЕЙ жизни или что-то в этом роде, я был готов посмотреть, как все закончится.

По ходу вечера окружающее освещение оставалось прежним, но музыка пошла на ступеньку выше. Приходило все больше и больше людей, пока не были заняты все диваны, столы и кабинки. И около десятка завсегдатаев вышли на танцпол. Мун, конечно, хотела танцевать, и сначала она попросила меня присоединиться к ней. На самом деле я был готов пойти, но вяло возразил, что со мной все в порядке там, где я был, просто в рамках социального ритуала. Если бы она спросила меня во второй раз, я бы пошел, но вместо этого Мун схватила Джун за руку и подняла мою молодую коллегу на ноги, восторженно говоря: «Давай, пойдём!»

И Джун пошла.

Посмеиваясь, я удивленно покачал головой. Когда две азиатские девушки ушли, я оглядел стол на Катерину, Джовон, Даниту… и Ранию. Но как только я начал улыбаться красивой брюнетке, она взглянула на свой пустой стакан и встала, сказав: «Я пойду, возьму ещё выпить».

Я смотрел, как она уходит, и даже видел, как она оглянулась через плечо и застенчиво улыбнулась. А потом я взял свой стакан и сделал глоток, прежде чем взглянуть на Катерину и Джовона, готовых продолжить наш разговор с того места, где мы остановились.

Но Катерина резко ударила меня по предплечью.

Я удивленно моргнула и села прямо. «Чего?»

Катерина закатила глаза, как будто я был тупым идиотом, и зарычала: «Иди ЗА ней».

Мои брови приподнялись. «Кем? Ранией?»

Теперь Катерина посмотрела на меня так, будто я был самым тупым придурком в истории тупых придурков, и, не сказав больше ни слова, повернулась ко мне спиной, бормоча что-то Джовон.

Секунду спустя мой мозг наконец догнал, и я вскочил на ноги.

Я потерял из виду Ранию, но направился прямо к ближайшему бару, так как она сказала, что ей нужно пополнить запасы. Но ее нигде не было видно, поэтому я повернулся и осмотрел комнату на 360 градусов, не заметив ее. Я догадывался, что в последний раз был в этом же ночном клубе, и вспомнил, что тогда мы с ней коротко болтали на балконе.

Поздно ночью в начале января было холодно, и на верхнем этаже небоскреба на Манхэттене большие раздвижные двери на балкон были закрыты, и на улице никого не было. Но Рания стояла у самих дверей, глядя через стекло с уже полным стаканом янтарной жидкости, потягивая свой напиток и любуясь видом. В пределах двадцати футов от нее никого не было.

Я забыл принести свой напиток, но я подошел к ней и так же посмотрел через стекло. Эмпайр-стейт-билдинг не сдвинулся с места и все еще был виден на 5-й авеню к северу между парой других небоскребов. «Привет…» пробормотал я немного неловко.

Симпатичная брюнетка повернулась ко мне и улыбнулась. «Привет…» тепло ответила она, ее большие глаза сверкали, а выражение ее лица было таким, как у девушки, которая не могла бы быть более счастливой, увидев меня.

«Как твои дела?» спросил я, не в силах придумать что-нибудь более интересное, чтобы сказать.

«У меня все хорошо» автоматически ответила она, прежде чем нахмуриться и добавить: «Вообще-то, стало лучше».

«Мне жаль. Что-нибудь конкретное? Проблемы с работой? Семейные проблемы?»

Рания вздохнула. «И то и другое». Она снова нахмурилась и посмотрела в окно, искорки в ее глазах исчезли.

Мне сразу стало плохо из-за того, что я испортил ей настроение. «Мне жаль. Я не хотел заставлять тебя думать о несчастьях».

Она улыбнулась и снова посмотрела на меня. «Все нормально. Не твоя вина».

«Я рад что ты здесь. Я не был уверен, что когда-нибудь увижу тебя снова. Адриенна сказала мне — примерно год назад — что ты перестала моделировать и вернулась в Бруклин к своим родителям».

Рания кивнула. «Так и было. Моделирование — это сложно. Срок годности средней модели можно измерить месяцами, а не годами, и я была одним из тех, кто не мог его увеличить. Стресс от постоянного поиска работы.