— Довольно, — прервал Геральт. — Ни слова больше. Когда я слышу слово «игра», мне хочется кого–нибудь убить. Давай свою бритву. Надо же наконец побриться.

— Сейчас? Еще темно…

— Для меня никогда не бывает темно. Я — монстр.

Когда ведьмак вырвал у него из руки кошелек с туалетными принадлежностями и направился к реке, Лютик почувствовал, что сонливость как рукой сняло. Небо уже начинало светлеть. Поэтому он отошел в лес, осторожно проходя мимо спящих, прижавшихся друг к другу дриад.

— Ты к этому причастен?

Он вздрогнул и обернулся. У опирающейся о ствол дриады волосы серебрились, это было видно даже в утреннем полумраке.

— Отвратительная картинка, — сказала она, скрещивая руки на груди. — Человек, который все потерял. Знаешь, певун, это любопытно. В свое время мне казалось, что всего потерять нельзя, что всегда что–то да остается. Всегда. Даже во времена презрения, когда наивность может отыграться самым чудовищным образом, нельзя потерять все. А он… Он потерял несколько кварт крови, возможность нормально ходить, частично власть над левой рукой, ведьмачий меч, любимую женщину, чудом найденную дочь, веру… Но, подумала я, но ведь что–то должно было у него остаться? Я ошибалась. У него уже нет ничего… Даже бритвы.

Лютик молчал. Дриада не шелохнулась.

— Я спросила, ты причастен к этому? — продолжила она после недолгого молчания. — Но, видимо, спросила напрасно. Конечно, причастен. Ты же его друг. А если у тебя есть друзья и все–таки ты все теряешь, значит, виноваты друзья. В том, что сделали, и в том, чего не сделали. В том, что не знали, что следует сделать.

— А что я мог? — шепнул он. — Что я мог сделать?

— Не знаю.

— Я сказал ему не все…

— Это так.

— Я ни в чем не виноват.

— Виноват.

— Нет! Нет! Я не…

Он вскочил, раскидывая ветки лежанки. Геральт сидел рядом, растирая лицо. От него шел аромат мыла.

— Не виноват? — холодно спросил он. — Интересно, что тебе приснилось? Что ты — лягушка? Успокойся. Ты не лягушка. Что ты — олух? Ну в таком случае это мог быть провидческий сон.

Лютик оглянулся. Они были на поляне совершенно одни.

— Где она… Где они все?

— На опушке. Собирайся. Тебе пора.

— Геральт, я только что разговаривал с дриадой. Она говорила на всеобщем без всякого акцента и сказала мне…

— Ни одна из этой группы не говорит на всеобщем без акцента. Тебе приснилось, Лютик. Это Брокилон. Тут многое может присниться.

* * *

На опушке их ожидала одинокая дриада. Лютик узнал ее сразу — это была та, с зеленоватыми волосами, которая ночью приносила им свет и уговаривала его спеть еще. Дриада подняла правую руку, приказывая остановиться. Левой она держала лук со стрелой на тетиве. Ведьмак крепко сжал трубадуру руку.

— Что–то случилось? — шепнул Лютик.

— Да. Стой тихо, не шевелись.

Плотный туман, заполняющий пойму Ленточки, заглушал голоса и звуки, но не настолько, чтобы Лютик не услышал плеск воды и похрапывание лошадей. Реку переходили конные.

— Эльфы, — догадался он. — Скоя’таэли? Бегут в Брокилон, верно? Целая бригада…

— Нет, — проворчал Геральт, всматриваясь в туман. Поэт знал, что зрение и слух ведьмака невероятно чувствительны, но не мог угадать, оценивает ли он сейчас слухом или же зрением. — Не бригада. То, что осталось от бригады. Пятеро или шестеро конных, три лошади без седоков. Стой здесь, Лютик. Я иду туда.

— Gar’ean, — предостерегла зеленоволосая дриада, поднимая лук. — N’te va, Gwynbleidd! Ki’rin!

— Thaess aep, Fauve, — неожиданно резко ответил ведьмак. — M’aespar que va’en ell’ea? Пожалуйста, стреляй. А если нет, то замолчи и не думай меня запугать, потому что меня запугать нельзя. Я должен поговорить с Мильвой Барринг и поговорю, независимо от того, нравится тебе это или нет. Останься, Лютик.

Дриада опустила голову. Лук тоже.

Из тумана проступили девять лошадей, и Лютик увидел, что действительно только на шести из них сидели наездники. Заметил он и фигурки дриад, появившихся из зарослей и направлявшихся навстречу, заметил, что трем наездникам пришлось помогать слезть с лошадей и поддержать, чтобы они могли дойти до спасительных деревьев Брокилона. Другие дриады, словно привидения, промчались по бурелому и береговому откосу и исчезли во мгле, затягивающей Ленточку. С противоположного берега раздался крик, ржание, плеск воды. Поэту почудилось, что он слышит свист стрел. Впрочем, уверен он не был.

— За ними гнались… — проворчал он.

Фаувэ повернулась, держа руку на луке седла.

— Ты петь такая песня, taedh, — проворчала она. — N’te ch’aent a’minne, не о Эттариэль. Любить — нет. Время — нет любить. Теперь время — убивать, да. Такая песня — да!

— Я, — пробормотал он, — не виноват в том, что творится…

Дриада минуту помолчала, глядя в сторону, потом быстро проговорила:

— Я — нет тоже. — И быстро скрылась в чаще.

Ведьмак вернулся примерно через час. Привел двух оседланных лошадей — Пегаса и гнедую кобылу. На чепраке кобылы видны были следы крови.

— Это лошадь эльфов, верно? Тех, что перешли реку?

— Да, — ответил Геральт. Лицо и голос у него были чужие и незнакомые. — Это кобыла эльфов. Однако временно она послужит мне. А представится случай — обменяю на коня, который умеет нести раненого, а если раненый упадет, останется рядом с ним. Кобылу этому явно не научили.

— Уезжаем?

— Уезжаешь ты. — Ведьмак кинул поэту поводья Пегаса. — Ну бывай, Лютик. Дриады проводят тебя версты три вверх по течению, чтобы ты не налетел на солдат из Бругге, которые, вероятно, все еще крутятся на том берегу.

— А ты? Остаешься?

— Нет. Не остаюсь.

— Узнал что–то от «белок»? О Цири, да?

— Бывай, Лютик.

— Геральт… Послушай…

— Что мне слушать? — крикнул ведьмак и вдруг осекся. — Ведь я ее… Я же не могу оставить ее на произвол судьбы. Она совсем одна. Ей нельзя быть одной, Лютик. Ты этого не поймешь. Никто этого не поймет, но я–то знаю. Если она будет одинока, с ней случится то же, что когда–то… Что когда–то случилось со мной… Ты этого не поймешь…

— Я понимаю. И поэтому еду с тобой.

— Да ты спятил! Знаешь, куда я еду?

— Знаю. Геральт, я… Я не сказал тебе всего… Я чувствую свою вину. Я не сделал ничего. Не знал, как следует поступить… Но теперь знаю. Я хочу поехать с тобой. Сопровождать тебя. Я не сказал тебе… о Цири, о слухах, которые кружат. Я встретил знакомых из Ковира, а те, в свою очередь, слышали сообщения послов, которые вернулись из Нильфгаарда… Догадываюсь, что эти слухи могли дойти даже до «белок», и ты уже все узнал от тех эльфов, которые перешли через Ленточку. Но позволь… мне… мне самому рассказать тебе…