Он улыбнулся:

– «И я, ваш ведущий Алекс Трибек».

– Он самый. Там играли наоборот. Они давали тебе ответ, а ты задавал вопрос. Когда дело касалось Библии, я знала все вопросы. Бог и дьявол поспорили насчет Иова. Дьявол сказал: «Конечно, он поклоняется Тебе, потому что ему легко живется. Но если долго ссать ему на лицо, он отречется от Тебя». И Бог принял этот вызов. И победил. – Фрэн сухо улыбнулась. – Бог всегда побеждает. Готова спорить, Бог болеет за «Бостон селтикс».

– Может, это и спор, – ответил Стью, – но речь идет о жизнях людей там, внизу. И малыша, который в тебе. Как она его назвала? Парень?

– Она даже ничего не пообещала насчет него, – отозвалась Фрэн. – Если бы она это сделала… только это… было бы чуть легче отпускать тебя.

С ответом Стью не нашелся.

– Что ж, дело идет к полудню, – вздохнула Фрэн. – Помоги мне собраться, Стюарт.

Недоеденный ленч они убрали в корзину вместе со скатертью и початой бутылкой вина. Стью посмотрел на место их пикника и подумал, что определить его можно лишь по нескольким крошкам… с которыми скоро разберутся птицы. Когда он поднял глаза, Фрэнни смотрела на него и плакала. Он подошел к ней.

– Все нормально. Это беременность. Я все время плачу. С этим ничего не поделаешь.

– Все хорошо.

– Стью, займись со мной любовью.

– Здесь? Сейчас?

Она кивнула, чуть улыбнулась:

– Все получится. Если уберем шишки.

Они вновь расстелили скатерть.

У начала Бейзлайн-роуд она заставила его остановиться рядом с домом, в котором четыре дня назад еще жили Ральф и Ник. Задняя часть дома была разрушена. Двор завалило обломками. На изломанной зеленой изгороди лежали расплющенные портативные часы-радиоприемник. Тут же валялся и придавивший Фрэнни диван. На ступенях, прежде ведших к двери, осталось пятно засохшей крови. Фрэн пристально всмотрелась в него.

– Это кровь Ника? – спросила она Стью. – Может такое быть?

– Фрэнни, зачем это тебе?

– Это кровь Ника?

– Господи, я не знаю. Может, и Ника.

– Приложи к ней руку, Стью.

– Фрэнни, ты рехнулась?

На ее лбу между бровей появилась вертикальная морщинка, морщинка «я-хочу», которую он впервые заметил еще в Нью-Хэмпшире.

– Приложи к ней руку!

С неохотой Стью приложил руку к пятну. Он не знал, принадлежала эта кровь Нику или нет (пожалуй, даже не сомневался, что нет), но по спине пробежал неприятный холодок.

– Теперь поклянись, что ты вернешься.

Ступенька казалась слишком теплой, и ему хотелось поскорее убрать ладонь.

– Фрэн, как я могу…

– Не может все зависеть от Бога! – прошипела она. – Все – не может. Клянись, Стью, клянись.

– Фрэнни, я клянусь, что попытаюсь.

– Наверное, этого достаточно, да?

– Мы должны идти к дому Ларри.

– Я знаю. – Она еще крепче прижала его к себе. – Скажи, что любишь меня.

– Ты знаешь, что люблю.

– Я знаю, но скажи. Я хочу это услышать.

Стью обнял ее.

– Фрэн, я тебя люблю.

– Спасибо. – Она прижалась щекой к его плечу. – Теперь, думаю, я смогу попрощаться с тобой. Думаю, смогу тебя отпустить.

Они стояли, обнявшись, в заваленном обломками дворе.

Фрэн и Люси наблюдали за будничным началом похода со ступенек дома Ларри. Четверо мужчин несколько секунд постояли на тротуаре, без рюкзаков, без спальников, без специального снаряжения… в соответствии с инструкцией. Они надели только крепкие туристские ботинки.

– До встречи, Ларри. – Лицо Люси светилось белизной.

– Помни, Стюарт. Помни, что ты поклялся.

– Да. Буду помнить.

Глен сунул пальцы в рот и свистнул. Коджак, исследовавший канализационную решетку, подбежал к нему.

– Пошли. – Бледностью лица Ларри не уступал Люси, его глаза неестественно блестели, прямо-таки сверкали. – А не то я струшу.

Стью послал воздушный поцелуй сквозь сжатый кулак – насколько мог вспомнить, в последний раз он это проделывал, когда мать провожала его к школьному автобусу. Фрэн помахала ему рукой. Вновь подступили слезы, горячие и обжигающие, но она не позволила им политься из глаз. Мужчины двинулись. Просто пошли. Миновали полквартала, и где-то запела птица. Светило солнце, теплое и привычное. Они добрались до конца квартала. Стью обернулся и помахал рукой. Ларри тоже помахал. Фрэн и Люси помахали в ответ. Мужчины пересекли улицу. Исчезли из виду. Люси выглядела так, будто ее сейчас стошнит от чувства утраты и страха.

– Святый Боже! – выдохнула она.

– Пошли в дом. – Фрэн повернулась к двери. – Я хочу чая.

Они вошли внутрь. Фрэнни поставила чайник. Ожидание началось.

Вторую половину дня все четверо медленно шли на юго-запад, особо не разговаривая. Они направлялись к Голдену, где собирались провести первую ночь. Миновали кладбище с новыми могилами и около четырех часов дня, когда тени позади них заметно удлинились, а жара начала спадать, поравнялись с придорожным столбом, отмечающим административную границу Боулдера. На миг у Стью возникло ощущение, что все они готовы развернуться и пойти обратно. Впереди лежали смерть и чернота. Позади – толика тепла и любви.

Глен вытащил из заднего кармана бандану, свернул в цветастый шнур и повязал им голову.

– Глава сорок третья. Лысоголовый социолог спасается от пота. – Его голос звучал глухо.

Коджак убежал вперед, на территорию Голдена, и радостно обнюхивал дикие цветы.

– Вот черт! – вырвалось у Ларри, словно рыдание. – Такое ощущение, будто это конец всего.

– Да, – кивнул Ральф. – Именно такое.

– Кто-нибудь хочет отдохнуть? – без особой надежды спросил Глен.

– Пошли, – слабо улыбнулся Стью. – Или вы, пехотинцы, хотите жить вечно?

И они пошли, оставив Боулдер за спиной. К девяти вечера встали лагерем в Голдене, в полумиле от того места, где шоссе 6 на чинает виться параллельно реке Клиэр-Крик, уходя в каменное сердце Скалистых гор.

В ту ночь все они спали плохо, чувствуя, что покинули дом и уже вступили под крыло смерти.

Наш край, он мой и твой,

Пролег широко —

От Калифорнии

До Нью-Йорка,

Леса до неба,