Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проследите в рассказе тему жестокости от начала до неминуемой кульминации; как жестокость проявилась в каждом из главных героев?
Подняв голову, я смотрела, как Ма устраивается на ночь. Хрупкая фигурка тонула в ворохе одежды, сверху обернутой еще ворсистой фуфайкой, сшитой из ткани, что мы нашли на помойке. Она натянула перчатки, но все равно потирала ладошки, согревая руки. Минувшим летом в одной детской книжке я читала, как отец сидел рядом с дочерью и учил ее писать. Частенько я представляла себе такую сцену.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросила Ма.
— Нет, Ма.
Она тяжело вздохнула:
— Тебе приходится так много работать. Не засиживайся допоздна, малышка.
Ужасно хотелось спать. Шею сводило, голова тяжелела, веки опускались. В квартире темно и пусто, только мыши скребутся в углу кухни.
Я потерла виски и вернулась к заданию.
Несколько недель спустя, только я закончила переодеваться в туалетной кабинке, как наверху послышался какой-то шум. Большое световое окно в потолке заслонили странные тени.
Одна из девочек вскрикнула:
— Мальчишки!
Над головами у нас раздался смех, топот, и тени исчезли.
Девочки, казалось, нисколько не огорчились, а, наоборот, довольны были этим событием и еще долго потом перешептывались. А на следующий день, когда я проходила мимо, Грег проорал на весь коридор:
— А что, в таких панталончиках удобно?
Мальчишки и девчонки вокруг расхохотались. Я не остановилась, но от смущения меня бросило в жар. Необходимо было что-то предпринять.
— Все смеются надо мной из-за моего белья, — решительно заявила я Ма, приехав на фабрику.
Она вздрогнула, как от боли, а я обрадовалась, что хотя бы так могу отомстить ей. Это ведь Ма во всем виновата.
— Как они увидели? — спросила она, стараясь не встречаться со мной взглядом.
Обида и гнев хлынули из меня, как пена из вскипающего горшка с рисом.
— Я говорила тебе, все переодеваются вместе, и все смотрят друг на друга! Здесь тебе не Китай, Ма!
Она промолчала. А потом тихо проговорила:
— В воскресенье мы можем сходить в магазин.
Остаток недели превратился в настоящее испытание. Перед физкультурой Шерил пыталась заглянуть в кабинку, где я переодевалась. Девчонки хихикали под дверью, и смех становился все безжалостнее, словно тот факт, что я продолжала носить нелепое белье, означал мое молчаливое согласие на насмешки.
В пятницу я в полном отчаянии надела купальник вместо белья. Соседка подарила на память, когда мы уезжали из Гонконга. С тех пор я выросла, и купальник стал тесен. Ярко-желтый материал явственно просвечивал сквозь белую ткань блузки, но зато я чувствовала себя увереннее. Купальник, по крайней мере, был из магазина; он туго обтягивал тело, как белье остальных девочек.
На физкультуре Грег не преминул громогласно заметить:
— Хм, разве у нас сегодня плавание?
Итак, я сделала только хуже.
В «Вулворте» мы купили несколько трусиков, но маленьких лифчиков подходящего размера там не продавали, поэтому пришлось идти в «Мэйсис» напротив. Тетя Пола рассказывала про этот магазин, и мы понимали, что нам он не по карману, но других мест просто не знали.
В сверкающем вестибюле какая-то продавщица брызгала на проходящих новыми духами, но нас с Ма она проигнорировала. Мы были слишком бедно одеты, слишком китаянки. Прилавки ломились от вещей, на которые мы даже не смели смотреть: кожаные сумочки, фальшивые бриллианты, губная помада. На высоких табуретах сидели девушки, а дамы в белых халатах делали им маникюр. И вообще все в этом магазине — даже запах — было удивительным и роскошным.
В отделе белья разноцветные ночные рубашки, корсеты, нижние юбки, бюстгальтеры выглядели аппетитно, как конфеты. Ма взглянула на один из ценников и покачала головой.
Ни один из бюстгальтеров, выставленных на витрине, мне, разумеется, не подошел бы. Они рассчитаны на женщин с настоящей грудью, а не на крошечные выпуклости, выросшие у меня.
— Попроси кого-нибудь помочь, — предложила Ма.
А мне так хотелось, чтобы она попросила кого-нибудь, взяла ответственность на себя, как, уверена, поступила бы мама Аннет. Но я сняла с вешалки ближайший бюстгальтер, такой вульгарный, что его, наверное, никто не станет носить, и направилась с ним к продавщице. Ма держалась позади.
Я еще и рта не раскрыла, а уже не знала куда глаза девать от смущения.
— У вас есть это? Для меня?
К моему ужасу, чернокожая женщина расхохоталась. Но, увидев мое лицо, попыталась подавить смех.
— Прости, дорогая, это все из-за того, что ты такая маленькая, а эта штука такая большая, — пророкотала она. — Пойдем-ка, тебе нужен спортивный бюстгальтер. Какой у тебя размер?
— Не знаю. Семьдесят? — наобум брякнула я, вспомнив бюстгальтеры Ма, купленные в Гонконге, с европейской системой размеров.
Женщина опять рассмеялась.
— Ты много о себе воображаешь. Когда-нибудь, обещаю, ты вырастешь и станешь настоящей женщиной. Не стоит торопить события, детка. А сейчас давай тебя обмеряем.
Я задрала свитер, и она обвила меня сантиметровой лентой. Я стеснялась своего домашнего белья, но оно хотя бы было без дырок. Если женщина и заметила что-то, она не подала виду. А я не поднимала глаз, пока измеряли мою грудь.
— Тридцать три А, — объявила продавщица. Весь магазин, наверное, услышал. Она протянула мне картонную коробку: — Хочешь примерить?
— Нет, спасибо.
Я схватила коробку, мы поспешно расплатились и вышли.
Примерив бюстгальтер дома, я увидела, что это всего лишь полоска хлопковой ткани, но зато все остальные девочки носили точно такие же.
Впрочем, все равно я опоздала. Насмешки уже начались, и, набирая обороты, процесс катился сам по себе, как скорый поезд.
Отношения с одноклассниками никак не складывались, мне хотелось обсудить проблему с Аннет, но никак не удавалось. Мы болтали каждый день, и в школьном автобусе, и за ланчем, но Аннет чаще всего без умолку тараторила про свой класс и про тех, кто с ней учится, постоянно приговаривая, что среди них нет ни одного такого же умного и милого, как я. А мне в основном приходилось уверять, что тот или иной мальчик вовсе не ненавидит ее. Аннет не замечала, как редко я говорю о себе, но я ее не винила. Я ведь и вправду не любила о себе рассказывать. Своим молчанием я словно делала вид, что принадлежу ее миру. Мне не хотелось, чтобы она знала, каково мне на самом деле приходится.
Я упомянула о своих проблемах на занятиях с Керри.
— Это и в самом деле нехорошо, — забеспокоилась она. — Тебе нужно поговорить с учителями.