«А не зря ли я, — подумалось Зорину, — вообще взялся за комедию? Не лучше ли было написать беззубую семейную драму, которая быстро примирила бы вкусы Эл со вкусами руководства театра?»

Но это были минутные сомнения. Леонида Зорина поддержали в Союзе писателей, в Комитете по делам искусств, Работник редакторско-репертуарного отдела М. Н. Строева оказала автору комедии не только литературную помощь, но и познакомила его с режиссерами Московского театра драмы. В этом театре режиссеры оказались принципиальнее. Они не только приняли пьесу, но и поставили ее.

Пьеса Леонида Зорина называется «Откровенный разговор». И хотя злоключения этой пьесы благополучно окончились, нам хотелось бы продолжить разговор, начатый драматургом. Но уже не о гладком, «обтекаемом» Круглякове из Института генетики и селекции.

Режиссеры некоторых московских театров горько жаловались как-то в Доме литераторов на то, что у них в репертуаре нет острых сатирических пьес.

— Приходите к нам в театр, как в родной дом, — гостеприимно приглашали они драматургов. — Пишите для нас веселые комедии.

Режиссеры должны не только говорить о своей любви к сатире, они должны бороться за нее, а если нужно, то и ссориться с перестраховщиками. А пока режиссер думает, «как бы чего не вышло», сатирических спектаклей в его театре не будет.

1952 г.

Пятно на диссертации

Утром в ресторане «Волна» при уборке банкетного зала буфетчик Сорокин обнаружил под кучей грязных тарелок отпечатанный на машинке пухлый том докторской диссертации. Несмотря на ранний час, буфетчик хотел немедля позвонить автору диссертации, чтобы успокоить его: «Не волнуйтесь. Пропажа обнаружена».

Позвонить, но кому? Темное, густое пятно расплылось по первой странице диссертации, похоронив под собой фамилию автора и название его труда. Буфетчик подозвал к себе бригадира официантов Савельича.

— А ну, старик, помоги разобраться.

Старик посмотрел первую страницу на свет. Затем таинственно поднес ее к своему носу, зачем-то понюхал и сказал:

— Грузинское сухое, типа «Кабернэ».

— Это сверху, а под ним что? — спросил буфетчик.

— Под ним салат из крабов и соус-кабуль.

— Ну и сер же ты, Савельич, Я фамилии автора никак не прочту, а ты про соус-кабуль толкуешь.

— А что об авторе беспокоиться, — спокойно ответил Савельич. — Автор проспится и сам прибежит за пропажей.

Но автор не прибежал. В «Волне» ждали его день, два, неделю.

— Странно, — сказал Савельич. — К нам люди за каждой малостью приходят. За забытым зонтом, старой шляпой, калошами. Видно, эта диссертация ничего не стоит, если про нее до сих пор никто не вспомнил.

— Как не стоит, — вскипел буфетчик. — Да из-за этой диссертации одного вина было выпито рублей на триста! А ты прибавь сюда стоимость закусок, горячих блюд, разбитых фужеров…

И буфетчик Сорокин решил во что бы то ни стало найти автора и вернуть ему его труд. Найти, но как?

— Господи, это же проще простого, — сказал директор ресторана.

В этом ресторане докторанты и аспиранты чуть ли не каждую субботу устраивали банкеты, поэтому директор «Волны» прекрасно знал технику производства как кандидатов, так и докторов наук, и директор посоветовал буфетчику позвонить в ВАК (Высшую аттестационную комиссию).

— Там утверждают каждую диссертацию, там тебе скажут все, что нужно, и про автора.

Сорокин тут же поднял телефонную трубку и рассказал работникам ВАКа все, что знал про забытую диссертацию.

— А она о чем, эта диссертация? — спросили его.

— Да тут обо всем понемногу.

— Ясно, — сказали буфетчику работники ВАКа. — Идите в Институт экономики. Эта диссертация оттуда.

И вот мы вместе с буфетчиком Сорокиным идем на Волхонку, № 14.

«То-то будет радости экономистам, — думаю я, — когда у них в руках окажется потерянная диссертация».

Но экономисты вовсе и не думали радоваться. Сорокин стучится в одну дверь, в другую — и все зря. Наконец чья-то сердобольная душа сжалилась над буфетчиком и сказала:

— Не бейте зря ног, дорогой. Ваша находка никому не нужна. По пятну на обложке я вижу, что автор диссертации уже «остепенился» и не возлагает больше никаких надежд на свою работу.

— Но ведь эту работу можно издать?

— Увы, работы нашего института не издаются.

Докторская диссертация должна быть вкладом в науку. За право опубликовать такую работу должны спорить журналы, издательства. Но нет. Творческая продукция Института экономики не пользовалась успехом. За нее никто не дрался, никто не спорил. За пять лет в этом институте было защищено пятьдесят две докторские диссертации, а из них опубликовано всего двенадцать. Остальные институт вынужден пропагандировать в рукописном виде. Эти рукописи лежат в библиотеке. Их может прочесть любой человек. Может, но не читает. Докторская диссертация Н. М. Кешешвили за три года побывала на руках у четырех лиц. А если учесть, что Кешешвили пробыл в докторантуре свыше трех лет и его диссертация стоила институту десять тысяч рублей, то нетрудно подбить итог: каждое прочтение трудов новоиспеченного доктора обходится государству в две тысячи пятьсот рублей. Кешешвили еще повезло. Его работы читали четыре человека. А диссертации докторов экономических наук Е. Рукавова, В. Перстобитова и вовсе никто не брал в руки.

— Среди наших диссертаций много надуманных, оторванных от жизни, — говорят работники журнала «Вопросы экономики». — Поэтому их не хочется ни читать, ни печатать.

— Кто же утверждает такие диссертации?

— Ученый совет.

Любопытная подробность: большинство членов редакционной коллегии «Вопросов экономики» одновременно и члены Ученого совета. И вот в редакции эти люди бракуют то, за что они голосуют в институте.

Члены ученого совета Института экономики — люди авторитетные, уважаемые. Среди них есть академики, члены-корреспонденты Академии наук, профессора. Но вот беда: эти уважаемые, авторитетные ученые не всегда читают те диссертации, которые утверждают. В обязательном порядке здесь штудируют диссертации только два человека — официальные оппоненты.

Так вот и создается конвейер по штамповке дутых научных величин. В день обсуждения только два официальных оппонента и говорят развернуто о диссертации. Что же касается членов ученых советов, то эти товарищи, бегло перелистав здесь же, на заседании, страницы автореферата, делают два-три незначительных замечания и присуждают диссертанту научную степень.

— Присуждение научных степеней, — говорят работники ВАКа, — идет в Институте экономики согласно существующему положению.

По-видимому, настало время пересмотреть и изменить это устаревшее положение. Позор, когда сорок из пятидесяти утвержденных докторских диссертаций годами лежат на полках в пыли, никому не нужные, предоставленные грызущей критике мышей!

Завтра в редакцию снова позвонит буфетчик Сорокин и спросит, что ему делать с найденной диссертацией. Бросить в утиль? Ну как посоветовать такое? Ведь за этот утиль кому-то присуждена степень доктора наук.

1955 г.

ОТЦЫ И ДЕТИ