Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не знала, что отвечать. Как описать то, что он сделал? И то, чего не сделала я?
— Ничего, — сказала я вместо этого. — И никакой он не волк.
— Волк, волк. Лучше бы выбрала Торстена. Он птица.
— Какая еще птица?
— Большая птица. Черная.
Я рассмеялась. В жизни не приходилось мне вести подобных разговоров, однако все казалось мне естественным и совершенно ясным. Сиссела рылась в своей сумке в поиске сухих вещей.
— Ворон?
— Вроде.
— А сама почему его не выбрала?
Она вытащила из сумки обтрепанные джинсы.
— Нет уж. У меня есть о чем думать, кроме мужиков и в высшей степени случайных связей.
— О чем же это?
— О жизни. О будущем. О том, на что мне жить в ближайший месяц. Что жрать. Как вернуться в Стокгольм.
— Разве ты не будешь жить с папой?
Повернувшись спиной, она опять принялась копаться в сумке. Сперва я не разобрала ее ответа, расслышала только какое-то бормотание.
— Чего?
Сиссела выпрямилась, но не обернулась. Кашлянула.
— Исключено. Домой я вернуться не могу.
— Господи, почему?
Во мне что-то сжалось, и не только от сострадания. И она, видимо, заметила это, заметила искру зависти в моих глазах, когда повернулась ко мне. Что, кажется, ее не огорчило. Наоборот. Сиссела пожала плечами.
— Ха! Я вообще туда попала по недоразумению, можно сказать.
— Как?
— По недоразумению. По ошибке.
— В каком смысле?
Она, притворившись, что не слышит, вытащила махровое полотенчико и принялась растирать волосы. Я встала и шагнула вперед. Сумка на полу стояла открытая, и я увидела в ней не только одежду. Несколько старых учебников. Коричневый конверт. На дне что-то белело. Студенческая шапочка. Она забрала с собой студенческую шапочку! Значит, все это правда.
Сиссела натянула футболку через голову и потянулась за курткой, висевшей на стенке на крючке, но лишь коснулась ее кончиками пальцев. Шмыгнула носом.
— Совсем мокрая!
— Можешь взять мой свитер.
Сиссела метнула на меня взгляд, прикинула мою мотивацию и, видимо, одобрила.
— Тогда спасибо, — произнесла она. — Если у тебя есть лишний.
Когда мы спустились, дождь уже перестал, и общая расслабленность улетучилась. У каждого обнаружилась куча дел. Магнус стоял на кухне возле Мод, резал зеленый лук и следил, чтобы картошка не переварилась, Анна и Пер вытирали садовые стулья, а Торстен один за другим оттаскивал их на берег. Мы с Сисселой взялись за два конца большого садового стола и потащили его в том же направлении.
Сверкер стоял на берегу. По одну сторону от него горел костер, по другую гриль с углями. Он приветствовал нас, взмахнув чем-то, напоминающим длинную вилку, стремительно скользнул по мне взглядом и произнес равнодушным голосом:
— Кто-нибудь, скажите Мод, что гриль уже готов.
Я тут же отпустила свой конец стола и, развернувшись, вприпрыжку взбежала наверх, к дому. За моей спиной протестующе вскрикнула Сиссела — мы же еще не поставили стол на место, — но я не ответила и не обернулась. Я целиком сосредоточилась на том, чтобы повернуться спиной к Сверкеру.
А потом?
Потом началась ночь первого нашего Мидсоммара. Огонь горел у самой кромки воды. В гриле пылали угли. Бильярдный клуб «Будущее» сидел на мостках и пел такими чистыми голосами, что дождевые тучи рассеялись и открылось небо, отливавшее серым и розовым. Белый туман стлался над черной водой, и вдалеке на островках и скалах суровые сосны обнимали ветвями белые березки.
— Они танцуют, — сказала я, положив голову на чье-то плечо. Я выпила три бокала вина. Много. Пожалуй, даже чересчур.
— Кто?
Голос Торстена. Значит, это на его плече лежит моя голова. Зверек у меня внутри потянулся, довольный.
— Деревья.
— Правда, — ответил он, посмотрев в ту сторону. — Танцуют.
И мы оба замолчали. Сзади пел девичий голос. Мод. Кто-то подыгрывал на гитаре. Магнус. Торстен обнял меня одной рукой.
— Я написал про тебя.
Я улыбнулась. А то я не знала! Хотя откуда мне это было знать, я понятия не имела.
— Что же ты написал?
Он скользнул губами по моим волосам.
— Не скажу… Пока.
Я взяла его руку и поднесла к своим губам. Не поцеловала, а лизнула, провела кончиком языка от запястья до кончика ногтя на среднем пальце. Вкусно. Горько, но вкусно.
— Нам было бы хорошо с тобой, — сказал он.
— Да, — сказала я. — Было бы хорошо.
Стюардесса, склонившись ко мне и опустив столик, ставит на него маленький пластиковый поднос. Я качаю головой, но она этого не видит, лишь улыбается, слегка подтолкнув свою тележку, так что та катится дальше. А я все сижу и смотрю на поднос, и в желудке ворочается омерзение. Тут нет ничего, что я могла бы съесть. Разве что сыр.
Мы уже выше облаков, теперь мы движемся в голубой пустоте. Белое под нами расстилается, как некий ландшафт, и какое-то мгновение кажется, что я бегу по нему. Я маленькая и плоская, как фигурка из мультфильма, я прыгаю, скачу, играю.
— Как дела?
Я забыла, что рядом Каролине, она сидит дальше в том же ряду. Ее сумочка стоит рядом с моей на сиденье между нами. Я чуть улыбаюсь. Спасибо, хорошо. Никаких проблем. Почти никаких.
Каролине наклоняется над подносом и пытается вытащить вилку и ножик. Все это упаковано в прозрачный пластик. Чтобы их достать, ей приходится надорвать его зубами.
— Суперзащита, — замечает она, обратив в мою сторону легкую полуулыбку. Она как будто смущается меня — с тех пор, как я не могу говорить. Теперь она сосредоточенно смотрит на тонкие ломтики мясной нарезки, лежащие перед ней на тарелке. Глотает. Раз. Два. Потом, словно приняв решение, поворачивается ко мне.
— А вы понимаете, что я говорю?
Я киваю.
— По-настоящему? Так же, как раньше?
Я опять киваю. Даже пытаюсь улыбнуться. Получается не лучшим образом. Что это с ней? Каролине делает вдох.
— Я должна сказать вам одну вещь, прежде чем мы приземлимся. Вернее, две…
Морщу лоб. Что такое? Каролине отводит глаза.
— Во-первых, Хокан Бергман написал статью… О вашем муже.
Я закрываю глаза. Так. Час пробил.
— Вы меня слышите? — переспрашивает Каролине. Ее голос делается пронзительным. Открываю глаза и смотрю на нее. Да, слышу.
— Я ее только одним глазом видела, на сайте, но мне все это не нравится… И вся орава тут как тут, мне вчера телефон оборвали. «Афтонбладет», «Свенска дагбладет», «Дагенс нюхетер», с радио, новостные каналы…