— Пойди познакомься с Мод, — сказала Анна.

— Мы уже знакомы, — ответила я.

Она стояла на кухне ко мне спиной, но повернулась не сразу. Сперва тщательно ополоснула руки под краном, потом вытерла их полотенцем, висящим на крючке возле раковины. А я все стояла на пороге.

— Привет, — сказала я.

Она медленно повернулась в мою сторону.

— Привет.

Склонив голову набок, она смотрела на меня вопросительно.

— Я МэриМари, — сказала я. — Мы уже встречались.

— Разве?

— С месяц тому назад. Я живу на той стороне озера.

Она на мгновение наморщила лоб, словно напряженно вспоминая, потом кивнула.

— А, ну конечно. Привет. Добро пожаловать.

Я окинула взглядом кухню. На столе стояло круглое блюдо для торта, в дуршлаге лежала клубника.

— Может, помочь?

— Не нужно, — сказала Мод.

И снова повернулась спиной, открыла шкаф и достала оттуда миску. Жестом взрослой женщины. В этой девочке не было ничего девчоночьего, несмотря на ее шестнадцать лет.

— Точно? — снова спросила я.

— Абсолютно.

Я чуть постояла, потом повернулась и вышла на лестницу. Анна и Пер по-прежнему занимались майским шестом, но вид у них был уже не такой счастливый. Анна протянула Перу проволоку, но он отодвинул ее руку, что-то бурча. В ответ Анна сделала обиженное лицо и прижала проволоку к груди. Было ясно: свидетели им не нужны, так что я повернулась к ним спиной и направилась к озеру. Высокие клены стерегли тропинку, позади них теснились березы и орешник, но ближе к воде заросли расступались — на мокром склоне, у подножия которого желтела тонкая песчаная кайма. Та же прозрачная, янтарного цвета вода, что не раз поддерживала меня, когда я пыталась доплыть до одного из каменных островков посреди озера, чьих названий я не знала и ни до одного из которых ни разу так и не доплыла. На той стороне виднелся дом. Недостроенный. На участке громоздился последний штабель досок, а рядом чернела машина с прицепом. На самом берегу сидела девчонка и смотрела вдаль. Я моргнула, и она исчезла.

Мне всегда нравилось разглядывать мой мир со стороны. Когда я была маленькая, то могла стоять в дверях своей комнаты и воображать, как та, другая девочка, та, что просыпается, когда я засыпаю, играет в мой кукольный буфет. Точно так же я разглядывала свой портфель, с упоением представляя себе четыре остро отточенных карандаша внутри красного пенала и как она снимет с них колпачки, расстегнув латунную молнию. Став постарше, я, случалось, медлила в саду, вернувшись из школы, таилась тенью среди теней и всматривалась в свой родной дом. Когда на кухне горел свет, дом выглядел очень даже прилично. Позади приземистых кустов герани сновала женщина от мойки к плите, у нее был клетчатый фартук с оборками, нарядная блузка с длинными рукавами и блестящие черные волосы. Иногда за кухонным столом сидел мужчина с красным лицом и такими же красными руками. Он читал «Смоландс дагблад», время от времени облизывая правый указательный палец и перелистывая страницу. Бывало, я представляла себе, как он что-то говорит, обращаясь к женщине на заднем плане, допустим, зачитывает что-то из газеты или высказывается о прочитанном, а она отвечает или тихонько посмеивается. Единственное, чему никогда не было места в моих фантазиях, — это я сама. Мне не удавалось увидеть себя играющей в кукольный буфет, потому что я знала, что никогда не смогу позабыть: вся эта мебель склеена из пустых спичечных коробков, и никакими масляными мелками не замазать белого мальчика на этикетке. Еще я знала, что грифели карандашей из пенала обломятся, едва коснувшись бумаги, и линия выйдет жирная и корявая. Не говоря уж о том, что меня ждет за порогом освещенной кухни. Горы грязной посуды возле мойки. Переполненная пепельница на кухонном столе. Раскрытая наобум газета, похоже, никому не интересная. И тишина. Тишина. Тишина.

А тогда, стоя на берегу, я вдруг расслышала, как издалека приближается машина. Я сцепила руки и сделала глубокий вдох, чтобы загадать что-нибудь на этот вечер и ночь — но так и не решила, что именно. Что-нибудь насчет Сверкера или Торстена? Нет. Как я смогу выбрать кого-то из них, не зная, выберет ли кто-то из них меня?

Вернувшись во двор, я увидела, что Пер и Анна, взяв друг друга под руку, разглядывают только что подъехавшую старую «кортину». Машина едва успела остановиться, как правая дверца распахнулась и оттуда вывалился Магнус. Шведский юноша, модель 1A, разработка совета по делам молодежи на текущий год. Полудлинная стрижка. Линялые джинсы и чуть менее линялая джинсовая куртка. Сандалии на босу ногу и гитара в футляре. Вот только все это было чуточку слишком новенькое и наглаженное…

Нет. Вру. Это я поняла только теперь. А тогда не заметила.

Я усаживаюсь в своем темном номере и включаю телевизор, какой-то миг растерянно перебираю кнопки пульта в поисках третьего канала и Магнуса Халлина. Но никакого Магнуса на экране нет, ведь его фильм покажут только завтра. Вместо него какая-то рекламная фантазия — красивые люди пьют пиво в не менее красивых шхерах. Может, это Бильярдный клуб «Будущее», как он видится его членам. Сплоченный круг, лелеющий грезу о самих себе — грезу, в которой все мы чуть талантливее, чуть сексапильнее и чуть успешнее, чем на самом деле. Четверть века мы подпитывали себя этой грезой, утешались ею, обожали ее и на нее дрочили.

Я встаю, подхожу к окну и, распахнув, подставляюсь ветру, упиваюсь холодом и пытаю им себя — пока не вспомню, как все оно было на самом деле. Итак: когда в тот давний день Магнус вылез из Сверкеровой машины, я поддалась наваждению. Он стоял, каждой черточкой в точности соответствуя моде, экипированный как никто из нас, чтобы отразить косые взгляды этого мира, и поэтому способный лучше других защитить и всех нас. Мы — не деревня какая-нибудь! Ведь с нами Магнус, а такие, как он, ни за что не станут водиться со всякой там деревней. ЧТД — что и требовалось доказать, как я написала бы в дневнике.

И тут распахнулась другая дверь машины, и картина стала еще убедительней. Сверкеру незачем было наряжаться как фотомодель, чтобы поднять нас в собственных глазах, ему хватало его фигуры и темных бровей, его улыбки и уверенности в собственном праве находиться на белом свете. На миг он замер, поймав меня своим взглядом и крепко удерживая несколько мгновений, а потом улыбнулся и взмахнул руками.

— Кого я вижу! — выкрикнул он. — МэриМари!

Хватило одного мига, чтобы забыть четыре месяца тоски и боли.

Я захлопываю окно и поспешно включаю свет. Шесть лет я жила без воспоминаний. И это было хорошо, пусть и приходилось расплачиваться постоянным выдумыванием самой себя. Теперь и этому конец. Никаких воспоминаний. Никаких фантазий. Дело касается моей жизни. Моей, и только.

И я тащу свою сумку из передней, плюхаю ее на кровать и расстегиваю. Новый несессер. Новые «лодочки» на шпильках. Колготы. Трусики. И — самое главное — маленькое черное вечернее платье. Я экипирована для роскошного ужина в отеле «Шератон». Может, даже отважусь пофлиртовать с каким-нибудь командировочным — а то и не с одним.