Наверное, надо было разбудить госпожу фею… или пусть еще немного поспит? Она и Сергей Юрьевич практически вдвоем выпили литровую бутылку водки, маленькому Джеймсу только чуть капнули, чтобы он не сильно выл. Кстати, в начале путешествия госпожа фея и не думала спать, была бодрой и веселой… Забрезжила смутная догадка.

Неужели крылатая женщина во сне продолжала как могла управлять ковром-самолетом? Некоторые знакомые Михаила Петровича были способны приходить домой в любом состоянии. Он глубоко вздохнул и шепотом сказал:

– Уважаемый господин ковер-самолет, обычно рулит… вас пилотирует госпожа фея, но так получилось, что она сейчас нуждается в небольшом отдыхе. Не могли бы вы временно переключиться на мое чувство равновесия?

– Молодец, – тихо прошамкала в полусне крылатая женщина, – только будь с ним маленько постро…

Дыхание феи стало редким и глубоким, согревая Михаилу Петровичу подбородок. Казалось, что сильный запах сивухи был как-то сам по себе, не имея ничего общего с этим нежным дыханием.

Ирина широко открыла глаза и посмотрела на Михаила Петровича удивленно и с уважением. Потом ее прелестные глазки затуманились, голова легла на плечо мужчины, немного подвигалась, устраиваясь поудобней, и вдруг стала тяжелой, а на подбородок Михаила Петровича теперь с обеих сторон накатывались теплые волны.

Как это часто бывало во время бессонных ночей, историк эпохи романтизма один бодрствовал в притихшей Вселенной.

Нет, еще ковер-самолет: он летел тихо и плавно, но, будучи, несомненно, живым существом, чуть покачивался с боку на бок.

– Друг, я не усну, – пообещал Михаил Петрович. – Знаешь, последнее время я уже не верил, что однажды в мою жизнь придет фея, поэтому оказался не готов, был смешным и неуклюжим. Из-за моей кровожадности молодой человек не смог извиниться… зачем я скрипел зубами и сказал, что кто-то из нас умрет? Добрая женщина с крыльями ангела вынуждена была вмешаться, чтобы не допустить дуэли. Думаю, герои волшебных романтических рассказов и героических баллад сегодня не подали бы мне руки!

Горячо протестуя против такого утверждения, ковер-самолет дважды повернулся кругом.

– Спасибо, – сказал Михаил Петрович, он был тронут до глубины души. – Можно я на память прочитаю вам пятую главу диссертации, мою любимую?

Он деликатно подождал, но ковер-самолет не возразил.

Наполовину выглянувшая из-за тучи луна и редкие звезды с доброжелательным любопытством смотрели на историка литературы, который улыбался, согласно кивая. Он много лет читал им диссертацию, но если им хотелось еще раз послушать любимые фрагменты…

Увлеченный тихим чтением и очарованный ласковым дыханием двух красавиц, Михаил Петрович иногда все-таки обращал внимание, что ковер-самолет почему-то летит чересчур медленно.

– Друг, ты спишь?

Встрепенувшись, молчаливый друг немного корректировал направление и некоторое время летел быстрей. Однажды крылатая женщина прошептала, не открывая глаз:

– Продам джиннам… обоих.

После этого ветер засвистел в ушах Михаила Петровича и пришлось изо всех сил помогать ковру-самолету: на такой бешеной скорости было очень непросто удерживать равновесие и не лететь кувырком. В принципе, если забыть два-три момента, у друзей получалось неплохо, потому что оба были опытными путешественниками.

Михаил Петрович, правда, еще ни разу не летал на каких-нибудь самолетах. Однако в его родном уральском городе преобладали холмы и пригорки, встречались также в немалых количествах ямы и ямки, и если кто-то привык ездить на работу на своем стареньком велосипеде, то волей-неволей учился правильно действовать в ситуациях, близких к полету.

Вскоре ковер-самолет, напряженно подрагивая, и Михаил Петрович, задержав дыхание, приземлились у крыльца небольшого, но даже ночью сказочно красивого замка. Метеорит здесь сильно похулиганил, но разбитые окна, как известно, дело поправимое: Михаилу Петровичу нередко приходилось заниматься мелким домашним ремонтом, потому что пьяных соседей иногда все в окружающем мире раздражало, в том числе двери, стены и окна.

На крыльце раздалось ворчливое мяуканье:

– По-моему, все-таки немного звякнуло… Ладно, если что, скажем фее: мол, это, конечно, ваше дело, сколько пить, но только потом не надо спрашивать, кто по стеклу прыгал и почему у нас опять сметана кончилась.

– Михаил Петрович, неужто ты меня не узнал – Тимоха я!

– Простите…

– Да подожди, мужик, среди твоих знакомых много рыжих котов было?

– Ну, было несколько.

– И всех Тимофеями звали?

– Нет, только одного – у Коли Хмурого… то есть у Николая Харитонова.

– Блин, наконец-то вспомнил!

– Простите, Коля говорил, что Тимофей, ну, как бы…

– Вот именно – как бы! Мы с Чиром пока здесь пристроились. Ты нам завтра про Колю все расскажешь, а сейчас скажи только: живой он?

– Коля? – Михаил Петрович широко улыбнулся. – Женился он!

– В третий раз, – пробурчал кот и, помедлив, добавил: – Ничего, главное, что живой!

Спутницы Михаила Петровича зашевелились. Ирина, впрочем, тотчас опять успокоилась, и, видно, так хорошо ей было, что у нее даже слюнка по подбородку потекла. Крылатая женщина проснулась. Сладко потянувшись, она покосилась на плечо, на котором спала.

– Историк, ты в следующий раз хоть маленько защищайся, я ведь могла тебе руку сломать!

– Нет, что вы…

– Михаил Петрович, не возражай, если не знаешь, – одернул кот. – Госпожа фея очень сильная, а снится ей всякое, потому что приключений у нее было много.

– Какой ты умный котик! – Глаза феи вдруг стали маленькими и красными. – Рассказывай дальше!

Тимофей попятился, распушив хвост.

– Мы с Чиром думаем, что вы не местная. Нашему лесу положены ведьма и русалки, а вы к нам откуда-то прилетели. У нас тут, что ли, медом намазано? Значит, просто хотелось вам хоть куда, лишь бы подальше!

– Ты прав, Тимоха, летела я, куда глаза глядели… или, как на моей родине говорят, куда нос показывал. – Фея посмотрела на свой замок, на Михаила Петровича, потом опять на Тимофея. – Но вообще-то я собиралась с тобой поговорить о наших сегодняшних проблемах: ты, кажется, что-то про сметану рассказывал?

Они опять летели. Милые красавицы спокойно спали, ведь рядом с Михаилом Петровичем они ничего не боялись. Рука Ирины в пуховой варежке закрывала ему нос, поэтому было тепло. Время от времени нос выбирался из-под варежки – надо было проверить, как проходит полет.

– Друг, я не сплю, – шептал ковер-самолет. – Все думаю о пятой главе: мастерски написано и по-доброму, душевно.

– Спасибо! – смущенно и растроганно отвечал Михаил Петрович.

На улице был собачий холод, и вскоре нос с удовольствием прятался обратно под варежку.