Элрик посмотрел на кольцо на своем пальце.

— Но я поклялся, что Телеб К’аарна умрет...

— У тебя еще будет время сдержать клятву.

Элрик провел рукой по своим молочного цвета волосам, и его друзьям показалось, что в малиновых глазах сверкнули слезы.

— Да,—сказал он.—Да. Время будет...

И они выехали из Надсокора, оставив нищих копаться в грязи и зловонии и сожалеть о том, что они связались с колдовством и Элриком из Мелнибонэ.

Они ехали в вечный Танелорн. Танелорн, который приглашал и готов был принимать у себя всех скитальцев с больной душой. Всех, кроме одного.

Гонимый роком, исполненный чувства вины, печали, отчаяния, Элрик из Мелнибонэ молился о том, чтобы на сей раз Танелорн принял и его...

Танелорн за время своего бесконечного существования приобретал самые разные формы, и все эти формы, кроме одной, были прекрасны.

Сейчас он был прекрасен — мягкий солнечный свет играл на его пастельного цвета башнях, стройных колоннах и изящных куполах. На его шпилях развевались знамена, но не боевые стяги, потому что воины, нашедшие Танелорн и оставшиеся здесь, покончили с битвами.

Этот город был всегда. Никто не знал, когда построили Танелорн, но некоторым было известно, что этот город существовал до начала времен, а потому его называли — вечный Танелорн.

Этот город играл важную роль в борьбе многих героев и многих богов, а поскольку существовал он вне времени, Владыки Хаоса ненавидели его и не раз пытались уничтожить. К югу от города простирались холмистые долины Илмиоры — земли, в которой, как было известно, торжествовала справедливость, а к северу лежала Вздыхающая пустыня, бесконечная пустошь, над которой постоянно свистел ветер. Если Илмиора символизировала собой Закон, то Вздыхающая пустыня, безусловно, являла нечто близкое к полному торжеству окончательного Хаоса. Жители Танелорна не служили ни Хаосу, ни Закону, они решили не участвовать в космической борьбе, непрерывно продолжавшейся между Владыками Высших Миров. В Танелорне не было ни руководителей, ни руководимых, граждане Танелорна жили в согласии друг с другом, хотя многие, перед тем как обосноваться здесь, были великими воинами. Одним из самых почитаемых граждан Танелорна, к которому часто приходили за советом другие, был Ракхир. Это сейчас он вел аскетический образ жизни, а раньше был непримиримым воином-жрецом из Фума, где его прозвали Красным Лучником, потому что он был искуснейшим стрелком и одевался в красное. Его мастерство и одеяния остались такими, как были прежде, но с тех пор, как он поселился в Танелорне, желание сражаться оставило его.

Вблизи низкой западной стены города посреди лужайки, поросшей дикими цветами, стоял двухэтажный дом. Он был сложен из розового и желтого мрамора и, в отличие от большинства домов Танелорна, имел высокую, заостренную крышу. Это был дом Ракхира, и сейчас Ракхир сидел перед ним на простой деревянной скамье и смотрел, как его гость мерит лужайку шагами. Гостем был его старый друг — гонимый роком альбинос, владыка Мелнибонэ.

На Элрике была простая белая рубашка и штаны из плотного черного шелка. Лентой того же черного шелка была повязана и грива его молочно-белых волос, откинутых за спину. Малиновые глаза альбиноса были опущены, и, шагая взад-вперед по лужайке, он ни разу не поднял взгляд на Ракхира.

Ракхир не желал вторгаться в воспоминания Элрика, но ему тяжело было смотреть на друга, когда тот пребывал в таком состоянии. Он надеялся, что альбинос найдет покой в Танелорне, забудет здесь о призраках и сомнениях, которые не дают ему покоя, но, казалось, даже Танелорн не может принести Элрику успокоения.

Наконец Ракхир прервал молчание:

— Ты уже месяц как в Танелорне, мой друг, но прошлое никак не отпускает тебя.

Элрик поднял взор, на его губах мелькнула едва заметная улыбка.

— Да, не отпускает. Прости меня, Ракхир. Я плохой гость.

— Что занимает твои мысли?

— Ничего конкретного. Мне кажется, что я среди всего этого покоя никак не могу забыться. Только насилие помогает мне рассеять мое мрачное настроение. Я не рожден для жизни в Танелорне, Ракхир.

— Но насилие — или, возможно, его последствия — в свою очередь порождает мрачное настроение. Разве нет?

— Верно. С этим мне и приходится постоянно жить. С этим я живу со дня уничтожения Имррира, а может быть, жил и раньше.

— Такие мысли, видимо, известны всем людям,— сказал Ракхир.— В той или иной мере.

— Да... размышления о том, какова цель твоего существования и каков смысл этой цели, если тебе все же удалось ее обнаружить.

— В Танелорне эти вопросы кажутся мне бессмысленными,— сказал ему Ракхир.— Я надеялся, что и тебе удастся выбросить их из головы. Так ты собираешься остаться в Танелорне?

— У меня нет никаких других планов. Я все еще хочу отомстить Телебу К’аарне, но я понятия не имею, где он находится. Но вы с Мунгламом утверждаете, что он сам рано или поздно непременно отыщет меня. Я помню, что ты, когда только нашел Танелорн, предлагал мне приехать сюда с Симорил и забыть Мелнибонэ. Жаль, что я не послушался тебя тогда, потому что теперь я жил бы в мире и мертвое лицо Симорил не преследовало бы меня по ночам.

— Ты говорил об этой волшебнице, которая похожа на Симорил...

— Мишелла? Та, которую называют Императрицей Рассвета? Впервые я увидел ее, когда она спала, а когда мы расстались, то спал уже я. Мы служили друг другу, чтобы достичь общей цели. Больше я не увижу ее никогда.

— Но если она...

— Больше я не увижу ее никогда, Ракхир.

— Как скажешь.

И снова друзья погрузились в молчание, и в воздухе были слышны только птичьи песни и плеск фонтанов, а Элрик снова принялся мерить шагами лужайку.

Некоторое время спустя он неожиданно развернулся и прошел в дом. Ракхир проводил его встревоженным взглядом.

Когда Элрик вышел, на нем был широкий пояс, к которому крепились ножны с рунным мечом Буревестником. На плечах альбиноса был плащ белого шелка, на ногах — высокие сапоги.

— Я возьму коня,— сказал он,— и поеду во Вздыхающую пустыню. Буду скакать до полного изнеможения. Может быть, все, что мне надо,— это усталость, которая не дает думать.

— Будь осторожен в пустыне, мой друг,— предупредил его Ракхир.— Это зловещая и предательская земля.